Он довлел надо мной, улыбаясь, глаза его всё также были абсолютно белыми.
— Всё это может сейчас закончиться, малышка. Скажи лишь слово.
Моё горло работало, но мой язык ощущался таким тяжелым. Потребовалось вложить все силы, чтобы выдавить слова:
— Пошёл… на хрен…
Улыбка соскользнула с его лица, и затем он молниеносно переместился. Боль… была везде. Еще одна кость треснула — возможно, моя нога, или коленная чашечка, но я не была уверена. Мой рот открылся в крике, но вместо него вырвалось влажное, теплое хныканье.
Я… я могу справиться с этим. Я должна… я должна.
Когда он сломал мою другую ногу и затем все до единого ребра, по очереди, боль стала всем моим миром. От этого невозможно было убежать — не было ни передышки, нельзя было спрятаться. Сознание ускользнуло прочь от меня, и я боролась с мглой, поскольку, когда он закончит со мной, если вообще когда-либо закончит, он переключится на Айдена с Маркусом, на весь Университет. Он был богом войны, и он уничтожит всё.
Но эта боль… она разлагала меня изнутри. Она достигла той крошечной части, где я всё ещё была личностью, где я всё ещё была Алекс, и боль взяла своё. Я не смогла вынести этого. Я не смогла справиться с этим. Мои защитные барьеры рухнули, и шнур заревел, но возрастающий гул был отодвинут на задний план ужасной болью, и растущая беспомощность врезалась глубже своими острыми, как бритва, когтями и отбросила прочь всё моё ощущение самой себя.
Я не была сильной, каковой я себя считала, или может быть, я просто достигла своего предела, потому что я хотела забыться — я хотела умереть. Не было никакого предмета гордости в этом. Не было никакой воли. Моя душа раскололась на осколки, и я сломалась по полной программе.
Арес ухватился за мою сломанную руку, волоча меня в центр комнаты, по разбитому стеклу и мертвой рыбе и по крови тех, кто уже погиб здесь. Этот свежий импульс боли, казалось, не шел ни в какое сравнение со всем остальным, но краем глаза я увидела, что Арес поднял кинжал.
Он опустился на колено возле меня, его губы снова искривились. В его руках был клинок, и вот-вот ситуация станет хуже, гораздо хуже.
— Скажи лишь слово.
Я была сокрушена, и я была слаба. Он выиграл, и я хотела умереть, но я не могла, и не было никакого способа — я закричала, когда первый удар клинком погрузился глубоко внутрь меня.
После еще одного острого разреза, моё зрение тотчас окрасилось янтарем и затем восстановилось, но что-то… что-то было иначе. Незнакомое чувство извивалось вокруг сломанных костей и разорванных мышц. Оно исходило не от меня, но было частью меня. Оно было холодным, и ощущалось подобно стали, и оно было яростным, темным и нескончаемым.
Оно исходило не из меня, так как та маленькая частичка меня, что всё ещё оставалась во мне, свернулась в клубок, и ждала, и молилась о том, чтобы всё это закончилось. Она сдалась, съёжилась в попытке спрятаться от еще большей боли, подобно избитой собаке. Она хотела, чтобы это прекратилось. Она хотела вкусить умиротворение смерти.
Но та ярость нарастала и, когда Арес склонился надо мной, держа в руке окровавленный кинжал, я поняла, что эта ярость просачивалась через нашу с Сетом связь.
Это был Сет.
Он злился, что я не пошла с Аресом? Или потому, что я была настолько слаба, что мечтала о смерти? Или было нечто ещё, что-то глубже, чем-то по какую сторону мы находились, потому что Сет… Сет должен был почувствовать это теперь. Он должен был понять, и эта последняя маленькая частичка моей сути отказывалась верить, что он смирится с этим. Я страдала, страдал и он.
Бог сухо рассмеялся.
— Мне интересно, если я отрублю голову Аполлиону, вырастет ли она заново? Полагаю, мы можем выяснить это, не так ли? Тебе понравится.
Часть меня умерла прямо тогда, возможно не физической смертью, но на каком-то ментальном, эмоциональном уровне я была покойником. Когда всё это закончится, я уже не буду прежней.
Дерево и металл разлетелись в щепки, и я поняла, что, наконец-то, дверь была взломана. Когда бог опустил ниже ко мне кинжал, в него врезалось тело. Лезвие воткнулось в пол рядом с моей шеей, не причинив никакого вреда. До того, как я смогла сделать свой мучительно болезненный вдох, трое из них начали двигаться на расстоянии от меня, вступив в некого рода мрачный, жуткий танец. Арес. Айден. Маркус. Они двигались так быстро, что я не могла уследить. Все трое из них были чересчур близки друг к другу.
Вспыхнул свет, заливая комнату белым светом, настолько ярким, подобно солнечному. Присутствие другого бога наполнило комнату, и я была ослеплена. Я попыталась сделать еще один вдох и захрипела. Влажное тепло расстилалось вдоль левого бока моего тела, образовывая лужицу на полу, словно шёл кровяной дождь. Моя кровь? Что-то ещё? Боги… боги не истекают кровью, в отличие от нас.