Апокалипсис в подъезде

Пока девушка зашивала тент и восстанавливала лист заграждения, прикручивая ее к стене, я, едва не прижимаясь к факелу, чтобы восстановить душевное равновесие, размышлял над происходящим. Я отчетливо помнил каждое мгновение, каждое свое ощущение. Я помнил эту тварь в деталях. Что бы ни говорила мне напарница, но в одном я был уверен на все сто — эта тварь, однозначно, была реальна, и она обязательно вернется, ведь ей был нужен именно я!

Глава 4. Жизнь в четырех стенах

Бетонный потолок. Обшарпанная, обвалившаяся по краям штукатурка, разрушенные карнизы и оборванные обои — обычная бетонная коробка, превратившаяся в тюрьму добровольного заточения для многих людей. Но тем не менее, она стала спасением для очень многих. Тем маяком надежды, что подарил людям возможность выжить даже в тех адских условиях, что сложились в мире на сегодняшний день.

Я переводил свой взгляд с потолка на стены, смотрел на металлические баррикады, перекрывающие окна и вновь возвращался к потолку. Чувство скуки не оставляло меня ни на секунду. Увы, но именно скука, была самым распространенным настроением среди подавляющего большинства жителей дома. Люди нашего века, привыкшие к средствам массовой информации, различным ток-шоу, блогерам и интересным видосикам, в один момент лишились всего, что приносило им радость и могло скрасить серые будни. В свою очередь это породило подавленные и апатичные настроения среди людей, которые попросту не могли придумать чем себя занять. Сплетни и слухи, ставшие бичом дома в первые годы, в последнее время почти сошли на нет. За годы, проведенные вместе, люди пообвыклись, притерлись друг к другу. Все знали буквально все о каждом, и с новым днем все сложнее было найти слух или сплетню, которую уже не обмусоливали по десятку раз.

Книги могли стать настоящим спасением от меланхолии, особенно, учитывая, что они были во многих квартирах. А на пятом этаже, у одной бабульки, нашли едва ли не целую библиотеку, в которой хранилось несколько тысяч интереснейших книг. Но тут внезапно в полный рост встала другая проблема: бумага, из которой были сделаны книги, являлась весьма ценным ресурсом. Когда власти стали выдавать на руки скучающим жителям книги, некоторые из наиболее недобросовестных людей стали аккуратно вырывать из книг страницы, используя их как топливо или в качестве самодельного фитиля. Увы, но подобное случалось далеко не один, и даже скорее не один десяток раз, так что после бесполезных споров и дебатов, было решено выдать книги лишь в ограниченном количестве в неделю и под личную ответственность берущего книгу жителя. Разумеется, при таком подходе и возможности воровства со стороны соседей, книги брали весьма неохотно.

Детям в таких условиях было легче. Несовершеннолетние не были связаны теми условиями, что создавались для взрослых. Для них не было запрета по передвижению между этажами, что позволяло молодым людям собираться небольшими компаниями на любом этаже дома. Кроме того, школьные занятия в классе все же скрашивали серые, похожие один на другой, дни.

Увы, для меня подобное времяпрепровождение закончилось в тот момент, когда мне исполнилось шестнадцать. Отряд «А» и смены на первом этаже словно вдыхали в меня новую жизнь, заставляя выбраться из той серой хмари, в которой мы все зависли. Проблема была лишь в одном. Как новичок, в работе отряда я был допущен лишь к сменам и дежурствам, которые проходили для меня лишь раз в четверо суток. Это было отличное время, но что делать в перерывах между дежурствами, я решительно не понимал. Другие бойцы отряда вовсю занимались различными задачами, выдаваемыми им руководством. Сопровождение бригад собирателей на крышу, помощь рабочим бригадам в местах повышенной опасности, рейды в пристройку, помощь ученым из отряда «Б» в тестировании новых теорий и изобретений. Я хотел войти в этот ритм, участвовать в чем-то большем, чем то, что я делал сейчас. Все что угодно, лишь бы не возвращаться на этот проклятый порванный матрас и не наблюдать часами проклятый, осточертевший до нервных колик, потолок.

— Семён, брат. Проснись и пой! — Раздался до омерзения жизнерадостный голос. — Такой прекрасный день на дворе. Погнали в футбол — на стадионе сыграем? Чё лежишь как неприкаянный?

— Пончик? Ты что тут делаешь? — Я вскочил с матраса.

— Ахаха! Не мог же я дать своему другу со скуки помереть?! И не Пончик, а Филипп Иванович. Попрошу обращаться ко мне уважительно!

Я не смог сдержать улыбки, пожимая руку своему другу. Пончик был высоким, русоволосым, восемнадцатилетним парнем. Его необъятное брюхо, двойной подбородок и толстые хомячьи щеки не раз становились предметом шуток среди наших сверстников. Несмотря на свой вес, и определенные комплексы по этому поводу, парень обладал отличным чувством юмора, веселым и беззаботным характером. Там, где появлялся Пончик, исчезала скука, и словно обдавало освежающим морским бризом, что придавало настроению позитивный лад.