Апокалипсис: р. от о.л.

  Хоть я терпеть не могла Виталия Петровича, но не оставлять же его под дверью? Начальство как-никак. Но, с другой стороны, соседей может не быть дома, а я не справлюсь с мужчиной... пока не справлюсь, если верить Книге.

  - Я открою, но на цепочку. Согласны?

  - Ладно, Анечка.

  Цепь тихо звякнула, натянувшись. И почти сразу же в узкую щель начал протискиваться букет. Желтые и красные розы! Все крупные, как на подбор. О, розы - это моя слабость.

  - Спасибо, Виталий Петрович, но букет не проходит. Не нужно ломать цветы. Я лучше потом заберу.

  - Когда?!

  - Когда вы уйдете, то оставите букет под дверью. Вот и заберу.

  У меня все-таки есть некоторый опыт общения с нежелательными для меня мужчинами.

  - Анечка, ты очень подозрительная девушка. Нельзя так жить...

  - Спасибо за совет, но говорите быстрее, Виталий Петрович, мне некогда.

  И тут он посмотрел на меня так, как смотрел мало кто. Пронизывающим взглядом, полным вожделения и какой-то неясной печали. А может быть надежды? Да, скорее всего. Там была надежда, знаете, такая, какой не бывает у плохих людей. Я ее часто видела у старичков, которые гуляли в парках. Они смотрели на молодежь точно так же. Словно говорили сами себе: 'эх, если бы все вернуть, то я был бы другим, но может быть хотя бы эти будут другими?' Вот на что надеялись старички. Но на что надеется мой гость?

  - Я тебя люблю, Анечка, - казалось, Виталий Петрович был сам удивлен, что произнес это.

  - Виталий Петрович, я очень польщена, но..., - отказывать можно разными способами. Точнее, они звучат по-разному, но на самом деле одинаковы.

  Мужчина на лестничной клетке рассмеялся хрипло, словно ворон закаркал. Я даже слегка отшатнулась. А Виталий Петрович только взмахнул рукой, нагнулся, чтобы положить цветы и забормотал:

  - Да... так и надо... все так и должно быть...

  Он медленно пошел вниз по лестнице, а я провожала взглядом его спину, вмиг ставшую сутулой. Но недолго - уже собиралась прикрыть дверь, а цветы забрать потом, как Виталий Петрович внезапно обернулся и одним прыжком вновь оказался около двери.

  - Прости, Анечка, но я должен сказать... я никогда не говорил... но теперь не могу... должен!

  Я ничего не понимала из его бессвязной речи, но он сделал над собой усилие и фразы пришли в порядок.

  - Понимаешь, мне очень не везет, - Виталий Петрович подошел к дверной щели близко-близко, я могла даже рассмотреть его неровные коричневые брови и лихорадочно блестящие глаза. - Не везет в том, что я люблю тех, кто не любит меня! Это какое-то наваждение... Никогда, ни разу в моей жизни не было так, чтобы я любил и меня не прогоняли! Анечка, прости, что тебе это говорю, но кому еще мне сказать? А я ведь так хочу... Мне даже кажется, что если бы это произошло, то я бы изменился. Нет, на самом деле. У меня есть жена, любовницы, но все они со мной ради другого, ради выгоды! А вот такие девушки, как ты... такие были бы ради меня.... а я ведь... я ведь не настолько плох. Ну, хочешь, займусь спортом? Я когда-то хорошо плавал. Тебе ведь моя фигура не нравится... Или еще что? Скажи, Анечка! Скажи!

  - Мне ничего не нужно, Виталий Петрович.

  Он посмотрел на меня с такой горечью, что мое сердце дрогнуло.

  - Аня, Анечка... прости. Я не знаю, что со мной происходит. Раньше стоило признаться в любви и получить отказ, я так злился. Очень злился! А сейчас... не понимаю. Может быть я просто не в себе и мои слова ничего не значат?

  Мужчина снова развернулся и пошел по лестнице. Его руки тряслись, это было заметно, когда он брался за перила.

  - Я знаю, в чем ваша проблема, Виталий Петрович, - черт меня дернул за язык. - Вы влюбляетесь лишь в тех, кого не можете купить! Чувствуете, что не можете купить, и влюбляетесь!

  Он сразу же вернулся. Еще бы - объект страсти заговорил с ним. Это ведь надежда! Нужно было промолчать.

  - Да... наверное, - он говорил немного робко, что совсем на него непохоже. - Ты мне понравилась с самого начала и с каждым днем нравилась все больше. Мне всегда хотелось сгрести тебя в объятия и целовать! Не так, как других! И сегодня уже не смог сдержаться.

  'Целовать', 'сгрести в объятия' - он попытался придать речи пафостность опытного донжуана, но у него получалось плохо. Я посмотрела на выражение лица Виталия Петровича, на его взгляд и... сняла цепочку.

  - Заходите. Но не вздумайте ко мне прикасаться.

  - Да... спасибо, Анечка! Я только хочу поговорить с тобой...

  Он был уже не опасен. Я доверяла своему внутреннему чутью.

  - Садитесь в кресло, - я протянула руку и показала на черное кожаное кресло, такое же старое, как и все остальное в зале, и стоящее в углу, вдалеке от дивана.

  Сама же, конечно, уселась на диван и достала телефон.

  - Алло? Сергей? Привет! Знаешь, не приходи сегодня. Нет, ничего не случилось, просто не приходи. Потом объясню. Я тебе перезвоню. Пока! Я сказала - пока!

  Мой внимательный взгляд изучал Виталия Петровича, скользил по его дорогущей одежде, по мясистым рукам, блестящим ботинкам... Он сейчас был удивительно похож на Санчо Панса, который оставил своего ослика рядом с подъездом неподалеку от припаркованных иномарок.