Апокалипсис on line

Аппарат заморгал цифрами на экране, и в замке около ключа красная лампочка сменилась на зеленую.

— Есть, — хищно проговорил Колька, нажимая на рукоятку двери, — Не оборачивайся. Пошли, — шепнул он ещё и скрылся в дверном проеме.

Читая историю Содома и Гоморры, я никак не мог сообразить, почему жена Лота все-таки обернулась, а только сейчас понял. Не скажи мне Колька последнюю фразу, возможно, ничего бы и не было, но сейчас, затаскивая себя в дверь, я безумно хотел посмотреть, что же там остается позади.

Щелкнул замок. Колька остановился и выдохнул.

— Все. Теперь проще, — произнес он с явным облегчением в окружающее пространство, — Молодец, Птах. Самостоятельность тут ни к чему. Слишком дорого стоит.

— Это я еще с Пекина понял, — ответил я, — Сказали стоять — стой, бежать — беги.

— Ха, — самодовольно осклабился товарищ, — Дай-ка я тебя обниму, кабан. Сколько мы не виделись?

— Да больше десяти лет, — вспомнил я Челябинск и их с «Карпом» «раздачу долгов» по ночам.

— Точно, — грустно улыбнулся Николай, — Кстати, школа в России была хорошей, ну а здесь настоящий университет. Двинули.

Больше приключений до самого выхода из вокзала не было. Мы шли пустыми коридорами. За стенами что-то ухало и шумело, а здесь существовали лишь гул, полное отсутствие всего разбавленное редкими дверями со странными шестигранными ручками.

— Резервный маршрут, — пояснил Колька, — Используется в случае пожара для эвакуации. Что-то вроде запасного выхода.

В эту секунду за углом брякнуло, и из-за поворота появился уборщик. Николай быстро произнес на китайском несколько фраз, и тот покорно закивал ему головой. Мы прошли мимо, и я уловил немалый испуг этого человечка, затерянного в хитросплетении коридоров. Поинтересовался:

— Не сдаст?

— Не успеет, даже если захочет, — ответил Николай, останавливаясь около очередной двери с иероглифами, — Пришли.

Оказалось, колдовать с пластиковым ключом здесь не придется. Спутник просто крутнул ручку двери, и мы вышли в толпу пассажиров.

Глава 36

Гостиница, в которой мы остановились называлась «Shenzhen». Пока мы с Колькой пробирались в потоках городского транспорта на заднем сиденье такси и ужинали после заселения, он мне поведал историю о себе и триаде.

Попал он в китайскую тюрьму за банальную драку. Языка почти не знал. Пока сидел в предвариловке, драться приходилось чуть ли не каждый день. Понятие взаимовыручки среди китайских арестантов отсутствует. Получил три года каторжных работ. В лагере жизнь поперек режима являлась привилегией лишь для членов одной из триад. Не работали лишь они.

— Жара, мухота, вода грязная, — рассказывал Колька, — Потом я попал на двадцать дней в ихний карцер, когда башку сокамернику разбил. Карцер почти как наш, только теплее и крыс больше… Там и пришло мне решение о голодовке. Дай-ка, думаю, вспомню, как мы с Карпом в Челябинске тридцать дней администрацию мурыжили…

Оказалось, китайцам плевать, ест заключенный или нет. Однако слухи, о русском, который демонстративно не принимает пищу, все-таки по тюрьме расползлись.

Однажды ночью на семнадцатый день у него в камере появилась странная делегация. Дверь открыл охранник, но внутрь не заходил. Оказалась Кольку посетила тюремная «верхушка» среди заключенных. Один из них сносно говорил по-русски.

Поинтересовались, за что попал. Заинтриговались биографией. Особенно их поразило сочетание арестантского прошлого Кольки и его консерваторское образование по классу флейты. Потом старший настойчиво попросил его понемногу начинать приём пищи и сказал, что после карцера многое изменится. Так начался его путь в триаде.

Срок он все-таки отсидел полностью, однако на работу его больше не водили. Сначала он отлежал неделю в больнице, а потом его перевели в другое крыло тюрьмы. Можно сказать, что Кольке повезло. Приходивший к нему в камеру мужчина лет пятидесяти оказался в прошлом «синг фунг», то есть вербовщик новых членов клана и переговорщик.

Бывшая «должность» и личные данные политика позволили ему организовать в заключении сносные условия содержания для себя и товарищей. Сопровождали его «се коу джай» (солдаты) из различных триад. Истории о голодающем русском и его возможность самопожертвования привлекли внимание «сиг фунга». Ему после выхода на волю предстояло реконструировать свою деятельность с поправкой на китайские традиции. Оказалось, наибольшим авторитетом пользуются китайцы, никогда не попадавшие в тюрьму и способные обходить острые углы. Теперь бывшему «синг фунгу», которого Колька назвал Ли — сяньшен (господин Ли) предстояло создавать триаду нового типа.