Нельзя понять иначе, как заподозрив отца в недостатке и полноте. "Отец — это еще не все и не конец".
Ну, — тогда понадобился и Сын.
Живет ли Солнце?
Вот самое загадочное, — и даже единственно загадочное, — о нем.
Все решительно ученые, до единого все, от Лапласа до гимназиста, убеждены, что оно "конечно — не живет"; что оно есть "предмет"…
Но почему не гаснет? — «Погаснет». Но ведь времени было довольно, чтобы погаснуть.
Довольно ли?? О, кажется…
"От него жизнь на земле". От него ли? По-видимому. Живое от механического? Странно.
"Да. Но так учат атомы". "Они все стучат".
Ну а если оно «живет»? Тогда 1-я мысль кидается к Христу. "Значит, Ты — не Бог".
Странно.
"Солнце живет". Допустим эту гипотезу. Допустим не как фразу, а как действительность.
Но как же оно живет? "В таком огне?" — В таком огне прекращается жизнь. И если бы так, то значило бы, что для «жизни» пределов температуры нет.
Странно.
Нет, по-видимому, — "не живет". "При такой горячности — все скипит, сварится".
Имеет ли оно душу — вот вопрос. "Что будет с душой при очень высокой t°?"
Неведомо.
Почему планеты движутся около Солнца? Почему не «стоят» около Солнца? "Тогда бы упали". Ну, и «упали» — ничего. "Мала куча".
Все же в "движениях планет" и в самом «Солнце» наука ничего не понимает, даже раз- наука. И Лаплас понимает столько же, сколько гимназист.
Да, еще: что заключается внутри чего. Солнечная система заключается внутри Евангелия, или Евангелие заключается внутри Солнечной системы?
№ 5
Вследствие повышения с февраля 1918 г. платы за пересылку печатных бандеролей почтою, прошу лиц, имеющих лично у меня подписку, дослать один рубль за десять №№
"Апокалипсиса нашего времени", по адресу: В Сергиев Посад, Московской губ.,
Красюковка, Полевая ул., д. свящ. Беляева. В. В. Розанову.
Всех выпусков «Апокалипсиса» заготовлено не менее 50–60, и только по техническим и денежным препятствиям он растянется более чем на год.
За величиною статьи, следующий выпуск выйдет в двойном размере (т. е. сразу №№ 6 и 7, за 70 коп.).
Очень рекомендую всем читателям «Апокалипсиса», взволнованным революцией, прочесть брошюру: "Научный социализм или учение о прибыли как ренте", инженер- технолога Трофимова, прекрасно раскрывающую софизмы, заложенные в нашу революцию.
НЕМНОЖКО И РАДОСТИ
"Приидите володеть и княжити над нами. Земля бо наша велика и обильна, а наряда в ней нет".
"Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил благословляя".
Удивительное сходство с евреями. Удивительное до буквальности. Историки просмотрели, а славянофилы не догадались, что это вовсе не "отречение от власти" народа, до такой степени уж будто бы смиренного, а — неумелость власти, недаровитость к ней или, что лучше и даже превосходно до единственности: что это прекрасный дар жить улицею, околодочком, и — не более, не грешнее.
"С нас довольно и сплетен, да кумовства".
Ей-ей, под немцами нам будет лучше. Немцы наведут у нас порядок, — "как в Риге".
Устроят полицию, департаменты. Согласимся, что ведь это было у нас всегда скверно и глупо. Министерию заведут. Не будут брать взяток, — наконец-то… и о чем мы выли, начиная с Сумарокова, и довыли до самого Щедрина… "Бо наряда — нет". Ну их к черту, болванов. Да, еще: наконец-то, наконец немцы научат нас русскому патриотизму, как делали их превосходные Вигель и Даль. Но таких было только двое, и что же могли они?
Мы же овладеем их душою так преданно и горячо, как душою Вигеля, Даля, Ветенека (Востоков) и Гильфердинга. Ведь ни один русский душою в немца не переделался, потому что они воистину болваны и почти без души. Почему так и способны "управлять".
Покорение России Германиею будет на самом деле, и внутренно и духовно, — покорение Германии Россиею. Мы, наконец, из них, — из лучших их, — сделаем что-то похожее на человека, а не на шталмейстера. А то за «шталмейстерами» и «гофмейстерами» они лицо человеческое потеряли.
Мы научим их танцовать, музыканить и петь песни. Может быть, даже научим молиться.
Они за это будут нам рыть руду, т. е. пойдут в каторгу, будут пахать землю, т. е. станут мужиками, работать на станках, т. е. сделаются рабочими. И будут заниматься аптеками, чем и до сих пор ни один русский не занимался. "Не призвание", — будут изготовлять нам "французские горчишники", тоже — как до сих пор.
Мы дадим им пророков, попытаемся дать им понятие о святости, — что едва ли мыслимо.
Но хоть попытаемся. Выучим говорить, петь песни и сказывать сказки.
В тайне вещей мы будем их господами, а они нашими нянюшками. Любящими и послушными нам. Они будут нам служить. Матерьяльно служить. А мы будем их духовно воспитывать.
Ибо и нигилизм наш тогда пройдет. Нигилизм есть отчаяние человека о неспособности делать дело, к какому он вовсе не призван.
Мы, как и евреи, призваны к идеям и чувствам, молитве и музыке, но не к господству.