Едва Фридрих понял, что ему предлагают купить бутылку пива за то, что он будет целовать машину незнакомца, и поднялся с колен, чтобы попытаться объяснить этому новому русскому, что дело не в нём, а в тоске по Германии, как что-то негромко хлопнуло, из боковой части головы нового русского вырвался красный фонтанчик, а половина головы попросту исчезла. После чего тело упало на бок и застыло, а пространство асфальта за головой стало понемногу менять цвет.
— Дывысь, Мыкола, як погани москали пыву кличуть! — раздался громкий голос из-за спины Фридриха.
— Як? — сумрачно ответил другой голос.
— Пи-и-ива! — тоненько заверещал первый.
— Убыв бы! — строго и мрачно ответил второй.
Фридрих медленно повернулся.
Сзади, неторопливо помахивая в воздухе резиновыми дубинками, к месту убийства приближались два милиционера. Те самые, из дискотеки.
Остановившись над трупом, один из них ухмыльнулся, взглянул на немца, указал на труп концом своей дубинки и громко, жизнерадостно сказал:
— В голову Штирлица попала пуля. «Разрывная!» — раскинул мозгами Штирлиц.
Наверное, хотел сделать приятное. Почему-то все русские поминали при немце этот старый советский многосерийный фильм. Сам Штирлиц стал героем анекдотов. Это понятно. Но при чём тут он сам? Фридрих пожал плечами, обернулся к машине. Погладил её по капоту.
— Извини, но это — Россия.
— Точно, — с удовольствием подтвердил старший званием. — Россия.
— Что это было? — спросил Фридрих.
— Снайпер, вестимо, — ответил второй милиционер, подпиравший дверь.
— Отпрыгался, козёл, — с удовольствием констатировал факт первый мент. И — немцу:
— Везёт тебе, братан, как свежий жмур, — так и ты тут!
После чего нагнулся к трупу и начал неспешно обирать его карманы. Вынул бумажник, подал напарнику. Тот тут же принялся разбираться с его содержимым. Первый тем временем снял с шеи трупа толстую унитазную золотую цепь, с пальцев кучу перстней, с запястья часы. Из кармана брюк толстую пачку долларов.
— Только карточки, — сказал второй, распотрошив бумажник. — Виза. Мать её.
— А! — махнул небрежно рукой первый. Взвесил в руках снятое золото, посмотрел на немца. Подал ему часы.
— Держи, братан, мы люди честные. Ты чё? Это же Ролекс, Ролекс!
И потряс в воздухе часами. Для придания им веса в глазах немца.
— Ну вот, — сказал первый мент, вручив-таки немцу часы. — Вот тебе и свежее мясо.
Засмеялся довольный.
— Можно забирать? — спросил Фридрих.
— Не-а, — с сожалением ответил старший мент. — Не простая рожа была. Ща тут понаедут, фото снимать будут, мелом чертить. Это надолго.
Тут же нажал на кнопки снятого с пояса убитого сотового телефона. С удовольствием прижал к уху дорогое техническое устройство. Поднял глаза, назвал адрес. Перевёл взгляд на немца, подумал и сказал:
— Не, свидетелей нет.
Закрыл телефон, спрятал в карман и обратился к Фридриху:
— Слышь, братан, тебе что, охота часами сидеть в коридорах и ждать вызова к следаку? А потом на выходе отбиваться от хачей?
Фридрих отрицательно покачал головой. Что бы это ни было, интонации голоса мента предполагали неприятности. Длительные.
— Ну, так, и — поди, с богом. Обновку-то обмыть надо, чтобы носилась долго.
Фридрих понял, что его выпроваживают с места происшествия. Но просто так уйти, говоря по-русски: когда «в зубы сунули» «кусок», «чтобы заткнулся», — ему не позволяла проснувшаяся национальная гордость. Поэтому немец покачал в руке часы, взглянул на перстень-открывалку, надетый на палец и сказал рассудительно, вслух, в пространство:
— Если меня не убьют, я уеду из России богатым человеком!
И удалился неспешно под одобрительный смех милиционеров. Похоже, теперь они считали его полностью своим.
37
Когда Фридрих привёз в морг психиатрической больницы очередной труп, санитар Вася, возлюбивший немца, потому как дал ему «путёвку в жизнь», (с остальными тружениками моргов у немца отношения не сложились), — попросил его заехать завтра.
— Но завтра принимает другой морг, городской.
— Да нет, — поморщился Вася. — Тут у нас неопознанных целая куча набралась. Пора зачищать ледник. А то свежих жмуриков класть некуда. А я уж отблагодарю.
— Шашлычком? — спросил Фридрих.
— А чё? — рассудительно сказал Вася. — Ежели желание есть. Только свежих нет пока. Я, как будет мясцо подходящее, звякну тебе. А щас нет. Просто спиртишку хватим. Да ты не думай! Не «Рояль» какой, а самый натуральный медицинский. Дефицит. Ценная вещь. Угощаю.
Фридрих приоткрыл рот, и перед его мысленным взором встала картина того, как в кабинет господина Гуго входит санитар Вася в бывшем белом халате, и мановением руки нанимает банкира для погрузки трупов. Господин Гуго и Вася кидают трупы за руки, за ноги. Вася величественным жестом платит банкиру отрезанной человеческой ногой, тот с поклоном принимает оплату своего труда. Эта мысленная картина настолько развеселила Фридриха, что тот кивнул и согласился. Вася расцвёл и пообещал, что всё будет «ништяк». Этимологию этого слова немцу не мог объяснить никто. Хотя само слово оказалось достаточно известным.