Худшие опасения подтвердились: двери Сокровищницы были открыты. Владыка стоял, тяжело дыша, и в растерянности смотрел на разбитый саркофаг посреди пустого склепа Властителя. Они явно недооценили могущество меча. Или же это был кто-то конкретный, с самого начала так его жаждавший? Неужели он всё же посмел?
Повелитель Рая тяжело вздохнул.
– Мы обречены.
Земля под ногами содрогалась, конвульсируя в предсмертных судорогах, но Ангел не замечал этой корчи. Все его помыслы были обращены в желание поскорее добраться до Хранилища.
Когда Илону хоронили, он сам запечатал склеп, наложив три из семи печатей. Он вложил в них всю силу своей души, всю веру и частицу божественного света, которой наделил его Господь, дабы могущество неведомых сил, заключённых в мече, никогда не вырвалось наружу и не обратило сей мир в бездну пустоты и мрака. Но энергия, вошедшая в него при прикосновении к Властителю, всё ещё звучала отголоском далекого эха, зовущего ступить за грань. И он скорбел об Илоне. Он скорбел о Катэре.
Дьяволицу хоронили с почестями, приличествующими её сану Хранительницы. Он видел, как тело Катэры положили в обсидиановый гроб, а гроб поместили в антрацитовый склеп, и в момент, когда дверь склепа готова была навсегда затвориться, он услышал её дивный голос, молящий о спасении. Готовый броситься на помощь, Ангел невероятным усилием сбросил наваждение. Она не могла звать его, дьяволица была мертва, он сам убил ту, что любил.
Перед глазами живо предстал образ: огненные кудри игриво ниспадали по обнаженным плечам, пронзительный взгляд голубых глаз полон нежности, алые губы чуть приоткрыты в манящей улыбке. Он до сих пор ощущал её рядом, чувствовал запах, прикасался к гладкой коже в те краткие мгновенья, когда сон завладевал им между молебнами. Лишь иногда он проваливался в забытьё без видений, а очнувшись, вновь обращался к молитвам, дабы не сойти с ума от охватывавших его отчаяния и сожалений.