Аплодисменты

«Луса! (Это мне.) Ну-ка, принеси мне спички, в моей шинели, в правом кармане. Ну-ка, чиркани… Дымок от папиросы, дымок голубоватый…» – фальшиво запел дядя Боря. Как же я его не любила за своего папу. Мои руки тряслись. И спички, как назло, не зажигались.

– Ах, спички шведские, головушки советские, сначала вонь, потом огонь. Не слыхала такую песенку? А какие же слыхала? Ну, что ты молчишь? Ты говорить умеешь? Ну, какие песенки вы поете с папулей? «На просторах Родины чудесной…» – такую знаешь? А‑а‑а, знаешь. Молодцом.

Такую песню я знала. В школьном хоре ее дружно пели: «Мы сложили радостную песню о великом друге и вожде».

– Борис, хватит! – повысила голос мама.

– Но, но, Лола. И откуда такие нервы? Да, ты слыхала, говорят, скоро будет реформа. У меня есть преинтереснейшая идейка. Одни люди есть на примете. Мозги невелики, но где их сегодня взять, эти мозги? Возвращались из Воркуты, так ты представляешь, Марк, деньги мешками везли! Дымок от папиросы… Та-ак… палочка, нолек, нолек, нолек, палочка – дымок голубоватый, нолек, нолек, и… опять нолек – на сегодняшний день это изрядный капиталец.

– Послушай, Нолек, – и с тех пор дядю Борю в нашей семье звали только Нолек. – Ты сперва собою займись. В тебя ж у во рту ни одного зуба нима. А тебе ще тока сорок.

– Цинга, Марк.

– Ето як ето?

– Болезнь такая, Марк.

– И што и усе там так?

– Усе, милый кылхозник, усе.

– Борис, я сказала хватит! Хочешь неприятностей?

– Лель, ты не встревай. Не нада наседать. Человек свое отстрадал. Борис, ты ж хороший парень. Давай мы тебе зубы вставим, чтоб ты был як человек. Женим тебя. И баба у меня одна есть на примете. – И шепотом, чтоб не слышала мама: – Здоровая, чернявая, крепкая, як орех. Лель, да ты ее знаешь! – Громко на кухню, маме. – Продавщица у нашей хлебной. Она тебя, Борис, и покормит, и комната в нее есть. А пока живи в нас.

– Палочка, нолек, нолек, и опять нолек – ну, если это удастся!

– Нолек, я ж до тибя гаварю. Эх, Барис, усех денег не заработаешь. Запомни: у гробу карманов нет.

– Кылхозник! Где деньги, там и жизнь! Деньги не пахнут! А гроб… Это навевает тоску. «И монисто бренчало, и цыганка плясала, и визжала заре о любви. Я сидел у окна, в переполненном…»

– Борис, Марк! Сколько можно? Идите на базар, совсем нет картошки!

– Лель, ну на самом дели! Як же з вами можна по ласке? Во, мамыньки родные. Во, порода! Во, симановщина! До него ж по добру, по-здоровому, от чистага сердца, а он все одно – гнет свою песню: палочка – нолек, палочка – нолек, палочка – нолек…