Раньше в фильме видела только свою роль. Она мне казалась небольшим заливом, который врезается в сушу со стороны океана. И я думала, что мой залив живет сам по себе. И вот с какой-то поры я ощутила, что моя роль – это часть огромного бассейна. И самое главное – она подвержена законам и капризам жизни океана – то есть фильма в целом. Это ощущение появляется, когда играешь большие роли. Играешь «не выходя из кадра». Когда шаг за шагом чувствуешь, что движение роли – это движение фильма. И теперь от этого ощущения мучаюсь. Мучаюсь, когда нет должного взаимопонимания с постановщиком. Странно, но сейчас мне не жаль расставаться с дорогими сценами, если это на благо картины. Не то что раньше.
Что такое «сценарий написан на актера»? Это значит, что он написан на актера «А», а не актера «Б». В этом сценарии учтены все возможности актера «А». Это я к тому, что сценарий «Любимая женщина механика Гаврилова» считался написанным на меня. Сценариста Сергея Бодрова я не видела до своего первого съемочного дня. Режиссер фильма Петр Ефимович Тодоровский держал со мной редкую связь только по телефону. Накануне съемок короткий разговор-знакомство на студии, скомканная быстрая кинопроба, когда в нервной, неопределенной сумятице ничего не разберешь. Когда думаешь, что потом все уладится. Но на тот раз закралось легкое чувство беспокойства. И завыло тревожной сиреной сразу же, как только начался съемочный период. Сколько мы ни говорили «про нашу Риту», я еще и еще раз понимала, что режиссер сделал большую ошибку, пригласив на эту роль меня. Ему виделась другая женщина, «красивая и независимая, которая постоянно фонтанирует», чуть растрепанная и вибрирующая. По его рассказам мне представлялась женщина типа фильмов неореализма, что ли. Это монороль, и полтора часа на экране в одиночку «фонтанировать» – ой, как точно надо «распределить» струю. А ведь режиссер знал про героиню все. Он сам ее придумал, полюбил, и сыграй эту роль актриса, которая бы пошла по его видению, картина получилась бы оригинальнее, теплее, темпераментнее. Но на роль он пригласил меня. Это была его ошибка и наше обоюдное несчастье. Если когда-то я мучилась от отсутствия текста в роли, то теперь наоборот… Мне нравилась эта роль тем, что давала возможность играть не словами, а проживать все то же самое внутри. Можно было говорить глазами, фигурой, поворотом головы – то есть кинематографично.