Аплодисменты

…Стою в очереди. В галантерейном магазине красивые коробочки с импортным туалетным мылом. Глаза рассматривают пол магазина, на котором жижа от грязного снега и следы от разнообразной обуви. Боюсь поднять глаза и встретиться с чьим-нибудь взглядом. Ведь они, глаза проклятые, сами кричат: «Товарищи! Это я! Неужели же я так изменилась?» И у человека вдруг во взгляде что-то вздрогнет. Мол, что это с дамочкой? Или – где я ее видел?.. Или просто кивнет, как дальней и забытой соседке. Или узнает… Но узнавали редко. Узнавали те, у кого была редкая зрительная память и музыкальность души. А если и заговаривали со мной, то – отмечу как феноменальный факт – все, без единого исключения, задавали один и тот же вопрос: «Почему вы не снимаетесь?»

…Бог с ним, с этим заморским мылом. Я люблю наше, Машино – «Детское». Хотелось для разнообразия. Но вот так безнадежно стоять в очереди, будь оно неладно. Выбралась, иду… Мысли, одна перебивает другую… И… ни одной спасительной. Завтра и послезавтра… Будет одно и то же. В скверике сажусь на лавочку. Тупо смотрю на заиндевелые деревья. «Посмотрите, какие сосульки прелестные, сломайте мне одну, вы такой высокий, гражданин». Я вглядываюсь в эту женщину, которую так восхищает сосулька. Нет, хорошо сейчас мудрому медведю. Наелся себе за лето. Залез в берлогу. И – привет, товарищи, до встречи в новом году!

Если ты на скамейке сидишь одна, значит, это не просто так. Ведь на скамейке должны сидеть двое. Как пелось в «Кубанских казаках»: «Ворон с Галочкой сидит на скамейке рядом».

– Ох, присяду с вами. Не возражаете? – Ворон тут как тут. – Что-то вы не очень того…

– Чего того?

– Ну, эта…

– Что эта?

– Ну эта, неразговорчивая…

– А что я вам должна сказать, дорогой товарищ?

– Ну вот, сразу обижаете – «дорогой товарищ»… Я вас вежливо спросил: не возражаете… ну, в смысле моего приседания…

– Вы же уже присели, не дожидаясь моего согласия на ваше приседание.

– У‑у, какая вы…

– Не ваше дело…

И бегу. И самой стыдно за свою грубость. Ну присел, да, присел… Нервы не выдержали…