Апгрейд

Утро было суровым. «Белая палата, крашеная дверь» напомнили, как только я проснулась, о том бое, который мне предстоял сегодня. Но пофилософствовать и пожалеть себя особенно не дали, так как ни свет ни заря появилась медсестра, вколовшая мне против себя жалеющий укол. В состоянии лёгкого безразличия кортеж из каталки, где возлежала я, и сопровождающих лиц выдвинулся к операционной. По пути я опять услышала то, что мне было сказано вчера на сон грядущий: «Повезло». А потом ещё удалось услышать, что «Сам» будет меня оперировать. А дальше уже, как во сне, я отдавала себя на откуп судьбе, – отступать было поздно. Никакой «Сам» ко мне не подошёл. Поколдовала надо мной какая-то медсестра и тоже быстро ушла. Я осталась одна в холодно-стерильном пространстве, в отблеске ламп, нависающих надо мной. В металлическом блеске я наблюдала, как очертания меня растворялись во времени обратного отсчёта. Жизнь моя не прокручивалась в несколько минут, отведённых для перехода в наркотическое небытие.

Незаметно я провалилась в кромешную тьму.

Это небытие длилось мгновение. Сознание моё было приведено в состояние борьбы. Почему я тону. Вода, кругом вода. Я тону. Дышать, дышать – единственное желание моего Я. Мозг отчётливо осознаёт, – я выкарабкиваюсь, то есть выплываю. Вздох, ещё вздох. Глоток воздуха, и тело оживает. Как в первородном состоянии, но тогда я, наверно, кричала, родившись на свет. Я не помню, но, говорят, что все кричат. Сейчас, возродившись, кричать не хотелось. В данный момент состояние было схоже с библейской историей сотворения человека. Только не в меня вдохнули жизнь, а я сама из небытия вынырнула и вдохнула в себя жизнь. Вдохнула раз, другой и, осознав, что я опять здесь, в этом мире, задышала ровно и легко. Кто-то склонился надо мной, одарив меня теплотой человеческого взгляда. «Можно от аппарата отключать», – услышала я. Так на мне ещё кислородная маска, оказывается. «Привет из космоса всем землянам», – хотелось сказать мне. Но это мне не удалось, потому что глаза сомкнулись, и я перенеслась из стерильной комнаты в солнечную атмосферу полянки в сосновом лесу. Почему туда? Да это самое счастливое место на земле. Это рай? Ну, почти, к явной категоричности определений я пока не готова. Но всё же райское место – это дом бабули с дедулей. Кущи небесные – жужжащие пчёлы и заросли сада с колючей и сладкой малиной на границе со старыми соснами лесочка. Эти высокие стройные деревья мощной хваткой держались за землю своими цепкими корнями, которые от неземного напряжения, как мозолистые пальцы, были распластаны по всему лесу. Эти мозоли-корни мешали нам гонять по лесу на велосипедах, и получалось «по кочкам, по кочкам», ну и иногда «по ровненьким дорожкам». Мешать-то мешали, но не останавливали. Каникулы – заветная пора. Кто в лагерь, кто на дачу, кто ещё куда. Я была дачницей. Не в прямом смысле этого слова, – наша семья летом не выезжала на дачу. Я выезжала к бабуле в дачное место. Где сдруживались местная детвора, дачники и такие, как я, полуместная-полудачница. Всё равно, по статусу была повыше местных. Местные, живущие в ближнем Подмосковье, в глазах нас, приезжих, были провинциалами. Они ждали нас к наступившему лету, может, и по-хозяйски, ведь весь год они были полноправными хозяевами этих мест, но подобострастно учтиво. Качественный скачок в лоске своего имиджа они получали именно в лето демократического братства детворы нашего поселка. Да и мы, так называемые дачники, тоже готовились войти в отдыхающее от праведных школьных дел сообщество более или менее триумфально.