Апельсин–желание

Зачем, спрашивается, его попросили спуститься к столу? Он с таким же успехом мог отобедать у себя в комнате. Правда, не известно, удалось бы тогда или нет отведать ему уху по-марсельски, грибы с вином в сметане, жаркое из утки, луковый пирог, домашний паштет, грушевый торт и пирожные «Наполеон». Оказалось, что у любителя русских традиций Гайворонского повар – француз. Извращенец, думал Макс, с аппетитом уплетая изысканные блюда. Варламов с Артуром тоже наворачивали за обе щеки, а Дарья равнодушно ковыряла вилкой в тарелке. Макс наблюдал за ней и постоянно ловил себя на мысли, что сравнивает манеру принимать пищу своей так называемой невесты со Светкиной. Дочь Гайворонского почти не пользовалась ножом, вилку неуклюже держала в левой руке и таскала руками маслины из вазочки. Макс почему-то злился. Но в конце ужина Макс обожрался и перестал злиться, навалилась сытая благостность и безразличие ко всему. К счастью, Артур Георгиевич пригласил всех в гостиную, где можно было разместиться с большим комфортом.

– Дашенька, ваш отец говорил мне, что вы бесподобно играете на рояле. Уважьте старика, исполните нам что-нибудь, – попросил Варламов, вальяжно развалившись в кресле.

– В Англии я брала уроки у одного маэстро, но папа преувеличил мои заслуги, – улыбнулась Даша. – К тому же я очень давно не упражнялась.

– Дашкин, не ломайся, – настаивал Артур Георгиевич. – Выдай нам хоть какой-нибудь «Собачий вальс», а то рояль сто лет без дела стоит.

– Хорошо, я с удовольствием сыграю для вас.

«Самодеятельности мне только не хватало для полного счастья», – недовольно подумал Макс.

Дарья села за рояль, открыла крышку, посидела немного сосредоточенно, как заправская пианистка, и опустила тонкие пальцы на клавиши. Троянцев на мгновенье зажмурился, ожидая услышать дребезжание колокольчиков, но комната вдруг наполнилась звоном разбитого хрусталя, страстью и необузданностью. Она играла, отдавшись музыке безраздельно, и чуть заметно улыбалась. Макс смотрел на нее, не в силах отвести взгляд.

Дарья завершила музыкальную композицию и захлопнула крышку.

Варламов с Артуром громко зааплодировали. Даша поклонилась… покачнулась, схватилась за рояль. Глаза ее потухли, сквозь тон и румяна проступила бледность. Она отдала музыке всю свою энергию и сейчас с трудом держалась на ногах. Аплодисменты стихли, Гайворонский вскочил.

– Что такое, Даша? – обеспокоенно спросил он.

– Пап, все нормально, – бодро улыбнулась Дарья.

Артур Георгиевич сел, поглаживая лысину ладонью. Макс уже знал: так президент делает, когда волнуется.

Варламов поднялся со своего места.

– Спасибо за чудесный ужин, все было великолепно, но я с вашего позволения откланяюсь, поздно уже. Дашенька, благодарю за прекрасную игру. Максим, рад знакомству. Артур Георгиевич, значит, как договаривались, до завтра. Всего доброго! – Иван Аркадьевич пожал мужчинам руки и отвесил поклон даме.

– Я вас провожу, – сказала Даша и взяла Варламова под локоток.

– Ты бы тоже спать шел, с головой шутки плохи, – сказал Гайворонский Максу, рассеянно глядя перед собой.

– С головой у меня все нормально, – буркнул тот. – Я чувствую себя замечательно и хотел бы завтра приступить к работе. Сил больше никаких нет в кровати валяться.

– Хорошо, – не стал спорить бизнесмен. Ехидно добавил: – Поедем завтра вместе, зятек, – и удалился в свои апартаменты.

Макс остался один в гостиной. В камине догорающий огонь ласкал раскаленные угли, вспыхивая то ярче, то утихая. На Троянцева навалилась смертельная тоска. Что-то в нем сломалось сегодня, помимо воли он оказался втянут в чужую боль и трагедию. Но какого хрена, спрашивается, с каждой минутой его затягивает в чьи-то проблемы все глубже и глубже? Почему он чувствует себя кругом виноватым? Откуда такая тяжесть на сердце, словно его придавили гирей? Даша ему никто! Никто! Никто…

В свою комнату он вернулся уставшим и разбитым. Мысли путались. Завтра предстояла встреча со Светкой, которой он ждал семь долгих лет. Макс вдруг поймал себя на мысли, что никак не может вспомнить ее глаза, волосы, улыбку – лицо Светланы размылось, поблекло в памяти, растворилось в совсем другом образе – образе девушки, сошедшей со странички модных журналов 30-х годов прошлого века.

– Какого хрена! – взвыл Макс и положил на голову подушку, стукнув по кровати кулаком. Только с ним может такое случиться. Только он может влюбиться в девушку, которая скоро умрет. Идиот!

– Максим…

Кто-то осторожно тронул его за плечо. Троянцев сбросил подушку и резко поднялся. На его постели сидела Даша, глаза ее лихорадочно блестели.

– Максим, прости меня, пожалуйста. Я очень виновата. Я, как улитка, спрятала голову в ракушку. Я испугалась. Все из-за того, что я не умею принимать решения, всего боюсь, не знаю, как себя вести, что делать, как жить. Я все делаю неправильно. А теперь хочу все исправить. Завтра ты будешь свободен.

– Даша, о чем ты говоришь? Что ты исправишь? – Он взял ее за плечи и заглянул в глаза.