Анжелика. Путь в Версаль

Может, Анжелике показалось, но радость от встречи вышла слегка натянутой, как случается порой, когда вдруг объявляется человек, которого долго считали умершим. Ее, конечно, давно оплакали, жизнь пошла своим чередом без нее, и теперь ей надо снова дать место в этой жизни.

Флоримон и Кантор быстро помогли всем справиться с неловкостью. Кормилица со слезами на глазах прижимала к сердцу «прелестных малышей», и не прошло и трех минут, как щеки мальчиков раскраснелись от ее поцелуев, а руки не могли удержать всех яблок и орехов. Кантор взобрался на стол и спел весь свой репертуар.

– А призрак старой дамы все еще бродит по Монтелу? – спросила Анжелика.

– Я ее уж давно не видала, – отозвалась кормилица, покачав головой. – С тех пор как Жан-Мари, самый младший в семье, уехал в коллеж, она больше не появлялась. Я всегда думала, что она разыскивает сына…

В мрачноватой гостиной, как и прежде, царила тетушка Жанна. Она сидела, как большая паучиха в паутине, и ткала ковры.

– Она уже ничего не слышит и умом немного тронулась, – пояснил старый барон.

Однако, увидев Анжелику, старуха хрипло спросила:

– А Хромой тоже приехал? Ведь его же сожгли?..

Это был единственный намек на ее первое замужество, который Анжелика услышала в Монтелу. Об этом периоде ее жизни все предпочитали не упоминать. Да барон, похоже, не особенно задавался вопросами по этому поводу. По мере того как вырастали его дети, выходили замуж, женились, приезжали к нему или не приезжали, они все постепенно смешались в его сознании. Он много говорил о Дени, который стал офицером, и о младшем, Жане-Мари. Его не заботила судьба Ортанс, а о Гонтране он вообще ничего не желал знать. На самом деле единственная тема, которая его волновала в любой беседе, были его мулы.

Побродив по замку, Анжелика успокоилась. Монтелу остался прежним – немного грустным, обветшалым, но таким душевным…

Она с ликованием отметила, что дети чувствовали себя на кухне так, словно родились здесь, среди кастрюль с капустным супом и бесконечных баек кормилицы. Они просили мать остаться обедать и ночевать в Монтелу. Но Анжелика увезла их в Плесси: она боялась, что приедет Филипп, и хотела встретить его.

На другой день, поскольку никакого курьера Филипп не прислал, она снова отправилась к отцу, на этот раз одна.

Они вместе объехали владения барона, и он показал ей все нововведения.

Прохладный вечерний воздух пах травами, и Анжелике хотелось петь. Под конец прогулки барон неожиданно остановил коня и пристально вгляделся в лицо дочери. Потом глубоко вздохнул:

– Значит, ты вернулась, Анжелика?

Глаза его наполнились слезами. Он положил руку ей на плечо и повторял без конца:

– Анжелика, доченька…

Она взволнованно ответила:

– Я вернулась, отец, и теперь мы часто сможем видеться. Вы ведь знаете, я выхожу замуж за Филиппа дю Плесси-Бельера. Вы посылали мне свое благословение.

– А я думал, свадьба уже состоялась, – удивленно заметил он.

Сжав губы, Анжелика промолчала. Но зачем было Филиппу всем внушать, что свадьба уже состоялась в Париже?

Глава XLV

На обратном пути Анжелика почувствовала смутную тревогу, и сердце ее забилось, когда она увидела во дворе экипаж маркиза.

Лакеи сообщили, что хозяин уже два часа как приехал. Она поспешила в замок. Поднимаясь по лестнице, она услышала крики детей.

«Снова Флоримон и Кантор раскапризничались, – сказала она себе. – Деревенский воздух их явно возбуждает». Не годилось, чтобы будущий отчим счел их несносными созданиями. Она сразу направилась в детскую с намерением строго навести порядок. Оттуда доносились испуганные крики Кантора и собачий лай.

Анжелика открыла дверь и окаменела.

Возле горящего камина стояли, прижавшись друг к другу, Флоримон и Кантор, а на них с лаем кидались три огромных черных, как дьяволы, волкодава. Собак держал на поводке Филипп дю Плесси-Бельер, и его, казалось, очень забавлял ужас детей. На плитках пола лежал в луже крови любимый пес мальчиков, Партос. Видимо, его загрызли, когда он пытался их защитить.

Кантор кричал, его круглое личико было залито слезами. Но мертвенно-бледное лицо Флоримона светилось необыкновенным мужеством. Он выхватил из ножен маленький меч и размахивал им перед мордами псов, пытаясь защитить брата.

Анжелика даже вскрикнуть не успела. Рефлекс сработал быстрее, чем мысль, и она, схватив тяжелый табурет, запустила им в собачьи морды. С визгом боли псы отскочили назад.

Она обняла детей, и они прижались к ней. Кантор перестал плакать.

– Филипп, – выдохнула она, – разве можно так пугать детей?.. Они же могли упасть в камин… Смотрите, Кантор обжег себе руку…

Тот посмотрел на нее своими прозрачными как лед глазами.

– Ваши сыновья трусливы, как бабы, – произнес он нетвердо.

Лицо его было краснее обычного, и он пошатывался.

«Да он пьян!» – промелькнуло в голове у Анжелики.

В этот момент вошла Барба. Задохнувшись, она схватилась за грудь, чтобы унять отчаянно колотящееся сердце. Глаза ее с ужасом перебегали с Филиппа на Анжелику, потом остановились на мертвой собаке.