Анжелика. Путь в Версаль

– Если бы вы хоть раз видели палача вблизи, как его видела я, вы бы поняли, что допустить такое невозможно.

Супруги беспомощно развели руками:

– Мы больше ничего не знаем, милая дамочка! Мы просто считали, что вам это интересно. Мы часто думали: «Почему бедная крошка не приходит снова? Может быть, эта история дала бы ей маленькую надежду!»

– Пять лет! – прошептала Анжелика. – И ничего, за все это время! Если бы у него были преданные друзья – но кто они? – способные вырвать его из рук палача, друзья достаточно богатые, чтобы заплатить огромные деньги, которые склонили бы мэтра Обена к подмене, то почему с тех пор они не подали мне ни одного знака? Нет, все это просто безумие!

Анжелика встала. Ноги ее дрожали. Она с беспокойством взглянула на своих собеседников:

– Почему вы все это мне рассказали? Вы хотите на меня донести?

– Нет, конечно! За кого вы нас принимаете, душенька?

– Так почему же? Вам нужно еще денег?

– У вас с головой не все в порядке! – вставая, ответил колбасник с неожиданным достоинством. – Просто я люблю помогать ближнему. И чем больше я думал об этой истории, тем больше убеждался, что в ней что-то есть и что надо бы вам ее рассказать.

Он набожно обратил глаза к статуе Святой Девы.

– Я часто просил Мадонну, чтобы Она подвигла меня на истинно милосердные поступки, на такое милосердие, от которого есть польза и добро, а не на те, которые восхваляют только тебя и унижают их принимающего.

– Если вы добрый христианин, вы должны были бы радоваться смерти колдуна.

– Меня ничья смерть не радует, – прошептал колбасник, голубые глаза которого, утонувшие в жирных щеках, светились ясным светом. – Любой человек перед лицом смерти просто гибнущая душа. Ни один осужденный не побывал на этой площади, чтобы я не помолился Мадонне о его спасении, чтобы у него достало времени искупить грехи или честно жить, соизмерив свое ничтожество с бездной вечности. А происходит иногда и такое: гонец от короля с помилованием или… вот как случилось недавно: вспыхнул бунт и трое осужденных смогли сбежать. Да, когда видишь такое, то только радуешься…

Хозяйка Люка отворила дверь. Солнечные лучи ворвались в лавчонку и озарили доброе лицо колбасника. Анжелика, жизненный опыт которой сделал ее очень наблюдательной, не заметила в нем и следа притворства.

– Почему вы так добры? – спросила она с удивлением. – Люди вашего цеха обычно суровы. Они никогда не оказывают услуг без надежды на вознаграждение.

– А почему бы мне не быть добрым? – возразил колбасник с улыбкой. – Я не хочу лишиться рая из-за каких-нибудь плутней или жестокостей, которые сделают меня в этой временной жизни чуть богаче или значительнее других, мне подобных.

* * *

Анжелика отослала свою карету и до Королевской площади[5] решила пройтись пешком.

Она чувствовала слабость, но ей требовалось привести мысли в порядок.

Анжелика шла по недавно построенной набережной Сены вдоль ограды монастыря селестинцев.

Решетки беседок прекрасного монастырского сада уже покрывались нежной зеленью листьев и усиками виноградных лоз. В саду разрешалось гулять всем желающим. Ворота закрывали только в сезон сбора винограда, который мог соблазнить посетителей, но после уборки урожая сад вновь открывался.

Анжелика вошла в ограду и села в беседке. Она часто приходила сюда с подругами и поклонниками, читавшими ей стихи, или по воскресеньям, как достойная мать семейства, с Флоримоном и Кантором.

В это утро в саду было еще малолюдно. Несколько братьев, в коричневых сутанах, в грубых холщовых передниках, перекапывали грядки или прививали лозы. Из монастыря доносились гул молитв, пение псалмов и постоянный звон колокола.

Из этого смешения голосов, песнопений, горящих свечей, ладана, из этого постоянного исполнения обрядов, строгого следования ритуалам и догмам на протяжении веков иногда появляются цветы истинной Божественной святости, примером которой мог служить господин Венсан или колбасник с Гревской площади.

Святости повседневной, добродушно-наивной, которая служит искуплением бесчисленных подлых поступков и религиозной нетерпимости.

«И во имя этих необыкновенных людей можно и прощать», – подумала Анжелика.

Глава XXX

Сидя в беседке, Анжелика мысленно вернулась к истории, рассказанной колбасником. Ее размышления вертелись вокруг доброго человека, мэтра Люка, надеясь обрести либо подтверждение, либо новые сомнения.

Смысл рассказа менялся в зависимости от того, как она представляла себе колбасника. То она видела во всем этом плод мистического воображения, то интриги, имеющие целью вытянуть у нее побольше денег, то просто россказни болтуна, желающего показать, что он знает больше других.

Какое значение нужно придавать через столько лет поступкам каких-то шутников в масках в день казни? Если допустить, что в хмельной голове такого пьяницы, как хозяин «Синего Винограда», не смешались два события воедино, кто же мог помочь бежать Жоффрею де Пейраку?

Анжелика лучше всех знала, в каком беспомощном положении находились они с мужем, после того как оказались в опале.