Анжелика и ее любовь

– Вы беседовали со своим другом Берном, – раздался за ее спиной голос Жоффрея де Пейрака. На слове «друг» он сделал ударение. Анжелика не стала притворяться, будто не поняла намека.

– С тех пор, как он угрожал убить вас, я перестала считать его своим другом.

– Однако любая женщина испытывает грусть, давая отставку пылкому поклоннику.

– Ох, какая глупость! – сказала Анжелика, смеясь. – Не могу поверить, что вы в самом деле меня ревнуете, – настолько это нелепо. Я пыталась убедить мэтра Берна, что в его общине есть достойная женщина, которая его любит и ждет уже много лет. К сожалению, он из тех мужчин, что проходят мимо своего счастья, потому что не могут смотреть на женщину иначе, чем на коварную соблазнительницу, норовящую завлечь их в западню.

– Ну и как – ваша беседа помогла ему изменить свою точку зрения? – насмешливо спросил Жоффрей де Пейрак. – Что-то не верится, если судить по той бешеной ярости, в которой он только что пребывал.

– Вы, как всегда, сгущаете краски, – сказала Анжелика, делая вид, что обижена.

– Нацеленный на меня пистолет весьма наглядно показал мне, до каких крайностей вы доводите тех, кто имел несчастье в вас влюбиться.

Он обнял ее.

– Неуловимая моя владычица, я благодарю небо за то, что вы моя жена. По крайней мере я могу с полным правом никуда вас от себя не отпускать! Итак, вы сказали ему про Абигель?

– Да. Она сумеет привязать его к себе. Она очень красива.

– Я это заметил.

Анжелика почувствовала укол в сердце.

– Знаю, что заметили – и притом в первый же день на «Голдсборо».

– Ну вот, кажется, вы тоже начали ревновать? – с довольным видом спросил граф.

– С нею вы всегда так внимательны, учтивы – не то, что со мной. Вы доверяете ей всецело, а мне – нет. Почему?

– Увы, ответ напрашивается сам собой: вы делаете меня слабым, и я в вас не уверен.

– И когда же вы будете во мне уверены? – огорченно спросила она.

– Прежде мне необходимо рассеять одно сомнение.

– Какое?

– В свое время я вам все объясню. И не смотрите на меня так уныло, милая моя победительница. Право же, нет ничего страшного, если мужчина, которого вы изрядно помучили, стал держаться с вами осторожно. Вообще-то меня вполне устраивают и бури, и опасные сирены-обольстительницы – однако я вполне сознаю, что в такой женщине, как Абигель, можно найти сладостное прибежище. Я в первый же вечер заметил, что она влюблена в этого Берна. Бедняжку нужно было успокоить – ведь она думала, что он вот-вот умрет, и терпела адские муки. А он не видел никого, кроме вас, стоящей на коленях у его изголовья. Признаться, меня это зрелище тоже отнюдь не радовало. Можно сказать, что нас с Абигель сблизило общее несчастье. Она была похожа на деву-мученицу из первых христиан, в ней словно горело некое чистое пламя, сжигающее ее изнутри – и все же, несмотря на свое горе, она единственная из всех этих премерзких праведников смотрела на меня с благодарностью.

– Я очень люблю Абигель, – резко сказала Анжелика, – но не могу спокойно слушать, когда вы говорите о ней с такой нежностью.

– Стало быть, вы менее великодушны, чем она?

– Конечно – когда речь идет о вас.

Они шли по опушке леса в сторону дороги, проложенной вдоль берега. Из-за берез донеслось ржание лошадей.

– Когда мы отправляемся в глубь континента? – спросила Анжелика.

– Вам не терпится расстаться с вашими друзьями?

– Мне не терпится остаться с вами наедине, – ответила она, глядя на него влюбленным взглядом, проникающим ему в самую душу.

Он нежно поцеловал ее глаза.

– Еще чуть-чуть – и я бы начал упрекать себя за то, что я вас поддразнивал, однако вы заслужили наказание за те мучения, которые мне причинили. Мы отправляемся через две недели. Мне нужно еще кое-что сделать, чтобы новые колонисты смогли пережить зиму. Она здесь очень суровая. Нашим ларошельцам придется сражаться и с враждебной природой, и с людьми. Индейцы

– это им не запуганные черные рабы с плантаций Вест-Индии, и с океаном тоже шутки плохи. Вашим друзьям придется несладко.

– По-моему, вас радуют предстоящие им трудности.

– Пожалуй. Я вовсе не святой, моя дорогая, и не обладаю даром кротости и всепрощения. Я еще не забыл той злой шутки, которую они со мной сыграли. Но, по правде говоря, для меня важно только одно – чтобы они преуспели в том деле, что я им поручил. И они преуспеют, я в этом уверен. Они слишком предприимчивы, чтобы отступить, когда перед ними открылись столь заманчивые перспективы.

– Вы, наверное, поставили им весьма жесткие условия?

– Да, довольно жесткие. Но у них хватило здравого смысла их принять. Они понимают, что дешево отделались, ведь я вполне мог их повесить.

– А все-таки почему вы этого не сделали? – спросила вдруг Анжелика. – Почему не повесили их, как только одержали победу? Ведь вы сразу же вздернули взбунтовавшихся матросов-испанцев.