Анж Питу

– Как это?

– Я француз, я люблю мою страну, ревную о ее благоденствии, полагаю свою судьбу неразрывно связанной с судьбой тридцати миллионов моих сограждан, поэтому, трудясь ради них, я трудился и ради себя. А эгоизм, ваше величество, награды не достоин.

– Это все парадоксы! У вас наверняка имелась другая причина!

Жильбер промолчал.

– Говорите, сударь, я этого хочу.

– Быть может, ваше величество, вы угадали верно.

– Выходит, вы полагали, что дело плохо, и выжидали? – спросил король с тревогой.

– Выжидал, чтобы дела пошли еще хуже. Да, ваше величество, вы угадали верно.

– Я люблю честность, – сказал король, тщетно старавшийся скрыть свое смущение, ибо от природы он был робок и легко краснел. – Итак, вы предсказывали королю падение и боялись очутиться под обломками.

– Нет, ваше величество, ибо в тот самый момент, когда стало ясно, что падение неизбежно, я не убоялся опасности.

– Вы приехали от Неккера и говорите точно как он. Опасность! Опасность! Разумеется, нынче приближаться ко мне опасно. А где, кстати, сам Неккер?

– Полагаю, что совсем рядом и ждет приказаний вашего величества.

– Тем лучше, мне без него не обойтись, – сказал король со вздохом. – В политике упрямство ни к чему. Думаешь, что поступаешь хорошо, а выходит, что поступаешь плохо, а если поступаешь в самом деле хорошо, все равно слепой случай все путает: планы-то были отличные, а толку никакого нет.

Король еще раз вздохнул; Жильбер пришел ему на помощь.

– Ваше величество, – сказал он, – вы рассуждаете превосходно, но нынче самое важное – заглянуть в будущее так, как этого до сих пор никто не делал.

Король поднял голову; обычно лицо его было бесстрастно, но тут он слегка нахмурил брови.

– Простите меня, ваше величество, – сказал Жильбер, – я врач. Когда я имею дело с тяжелой болезнью, я стараюсь быть немногословным.

– Вы, стало быть, придаете большое значение сегодняшнему бунту.

– Ваше величество, это не бунт, это революция.

– И вы хотите, чтобы я примирился с мятежниками, с убийцами? Ведь что ни говори, они взяли Бастилию силой – это мятеж; они зарезали господина де Лоне, господина де Лосма и господина де Флесселя – это все убийства.

– Я хотел бы, чтобы вы не путали одних с другими, ваше величество Те, кто взял Бастилию, – герои; те, кто убил господина де Флесселя, господина де Лосма и господина де Лоне, – преступники.

Король легонько покраснел, но румянец тут же сошел с его щек, губы побледнели, а на лбу заблестели капельки пота.

– Вы правы, сударь. Вы настоящий врач или, точнее, хирург, ибо режете по живому. Но вернемся к вам. Вас зовут доктор Жильбер, не так ли? Во всяком случае, сочинения ваши были подписаны этим именем.

– Ваше величество, для меня большая честь убедиться, что у вас такая хорошая память, хотя, по правде говоря, гордиться мне нечем.

– Отчего же?

– Оттого, что совсем недавно имя мое, по всей вероятности, было произнесено в присутствии вашего величества.

– Не понимаю.

– Шесть дней назад я был арестован и заключен в Бастилию. Меж тем, как я слышал, ни один важный арест не производится без вашего ведома.

– Вы – в Бастилию! – вскричал король, широко раскрыв глаза.

– Вот запись о моем водворении в крепость, ваше величество. Заключенный туда, как я уже имел честь доложить вашему величеству, шесть дней назад по приказу короля, я вышел оттуда сегодня в три часа пополудни по милости народа.

– Сегодня?

– Да, ваше величество. Разве вы не слышали пушек?

– Разумеется, слышал.

– Ну так вот: пушки отворили мне двери.

– Я охотно порадовался бы этому, – пробормотал король, – если бы пушки эти стреляли по одной лишь Бастилии. Но они ведь стреляли еще и по королевской власти.

– О, ваше величество, не превращайте тюрьму в воплощение принципа. Скажите, напротив того, что вы рады взятию Бастилии, ибо отныне станет невозможно творить именем короля беззакония вроде тех, жертвой которых стал я – Но, сударь, в конце концов ваш арест имел какие-то причины?

– Насколько мне известно, ваше величество, ни одной; меня схватили сразу после моего возвращения во Францию и тут же заключили в тюрьму – вот и все.

– Правду сказал, сударь, – мягко укорил Жильбера Людовик XVI, – немного эгоистично с вашей стороны говорить со мной о ваших невзгодах, меж тем как я нуждаюсь в разговоре о моих.

– Дело в том, ваше величество, что мне необходимо услышать от вас одно-единственное слово.

– Какое?

– Причастны вы к моему аресту или?..

– Я не знал о вашем возвращении во Францию – Я счастлив это слышать, ваше величество; в таком случае я могу заявить во всеуслышание, что зло, творимое вашим именем, чаще всего творится без вашего ведома, а тем, кто в этом усомнится, привести в пример себя.

– Доктор, – улыбнулся король, – вы проливаете бальзам на мои раны.

– О, ваше величество! Бальзама у меня сколько угодно. Больше того, если вы захотите, я залечу вашу рану, ручаюсь вам в этом.

– Если я захочу! Какие могут быть сомнения?

– Но нужно, чтобы вы были тверды в своем желании.

– Я буду тверд.

– Прежде чем связывать себя словом, ваше величество, прочтите слова, стоящие на полях записи о моем заключении в Бастилию.