Анж Питу

Но папаша Клуи мог дать своей меткости только одно объяснение: в армии он наловчился каждым выстрелом убивать из этого же самого ружья по одному человеку. Так вот, оказалось, что стрелять дробью в зайцев и кроликов еще сподручнее, чем стрелять пулями в людей.

Когда же слушатели в ответ на эти речи улыбались, папаша Клуи недоумевал:

– Зачем тратить заряд, если не уверен, что попадешь в цель?

Афоризм этот можно было бы назвать достойным господина де Ла Палисса, если бы не исключительные достижения его автора.

– Однако, – продолжали свои расспросы гости, – отчего же герцог Орлеанский, человек вовсе не скаредный, дозволил вам производить в день не больше одного выстрела?

– Потому что больше – это уже чересчур, – отвечал папаша Клуи. – Господин герцог знал меня не первый день.

Поразительные способности старого анахорета и его необычная теория приносили ему худо-бедно еще по десятку луидоров в год.

Примерно столько же папаша Клуи выручал за продажу кроличьих и заячьих шкурок, тратился же он только на пару гетр, а точнее, на одну гетру раз в пять лет, да еще на куртку со штанами раз в десять лет; из всего этого ясно, что папаша Клуи отнюдь не нищенствовал.

Более того, в округе толковали о том, что у него в кубышке хранится немало денег и тому, кто станет его наследником, можно только позавидовать.

Таков был оригинал, к которому отправился среди ночи Питу, дабы претворить в жизнь осенившую его спасительную идею.

Однако пробраться к папаше Клуи было не так-то просто.

Подобно древнему пастуху Нептуновых стад, Клуи допускал до себя далеко не всякого. Он прекрасно умел отличить докучного бедняка от любопытствующего богача, и если даже вторых он встречал не слишком любезно, то первых, как нетрудно догадаться, изгонял без малейшей жалости.

Клуи покоился на вересковом ложе – чудесной, благоухающей лесной постели, обновляемой всего один раз в год, в сентябре месяце.

Было около одиннадцати вечера, погода стояла ясная и прохладная.

Хижину папайи Клуи окружал такой дремучий дубовый лес и такой густой кустарник, что всякий, кто желал навестить отшельника непременно извещал о своем приближении хрустом веток.

Питу наделал шуму в четыре раза больше, чем все прочие посетители, и папаша Клуи, который еще не заснул, поднял голову, чтобы взглянуть на незваного гостя.

В тот день папаша Клуи был зол, как черт. С ним приключилась страшная беда, напрочь отбившая у него желание беседовать даже с самыми приветливыми соседями.

Беда в самом деле была страшная. Ружье, из которого старый солдат пять лет стрелял пулями, и тридцать пять – дробью, взорвалось, когда он целился в очередного кролика.

За тридцать пять лет папаша Клуи впервые промахнулся.

Но дело было не только в упущенном кролике. Два пальца левой руки охотника пострадали при взрыве. Он кое-как остановил кровь с помощью трав, но если себя он еще мог вылечить, то починить взорвавшееся ружье было не в его силах.

А для покупки нового ружья следовало залезть в кубышку, о чем папаша Клуи и думать не хотел; впрочем, предположим даже, что он бы потратил на новое ружье громадную сумму в два луидора, – кто мог поручиться, что это ружье будет служить ему так же верно, как то, что взорвалось у него в руках?

Понятно, что Питу явился более чем некстати. Поэтому, стоило ему взяться за ручку двери, как папаша Клуи издал глухой рык, заставивший командующего арамонской Национальной гвардией попятиться.

Казалось, место папаши Клуи в хижине занял волк или самка кабана, защищающая детенышей.

Питу, знавший сказку о Красной Шапочке, не решался войти.

– Эй, папаша Клуи, – позвал он.

– Ну! – откликнулся лесной житель.

Узнав голос почтенного отшельника, Питу успокоился.

– А-х, это все-таки вы, – сказал он. Войдя в хижину и поклонившись ее хозяину, он любезно произнес:

– Здравствуйте, папаша Клуи.

– Кто там? – спросил раненый.

– Я.

– Кто я?

– Я, Питу.

– Какой еще Питу?

– Анж Питу из Арамона, вы ведь меня знаете.

– Ну и что с того, что вы Анж Питу из Арамона? Какое мне до этого дело?

– Ну и ну, – подобострастно сказал Питу, – папаша Клуи не в настроении, не в добрый час я его разбудил.

– Вы правы, совсем не в добрый.

– Что же мне делать?

– Самое лучшее, что вы можете сделать, – убраться отсюда подобру-поздорову.

– Как? Даже не потолковав с вами?

– О чем нам толковать?

– О том, как помочь мне в моей беде, папаша Клуи.

– Я даром не помогаю.

– А я всегда плачу за помощь.

– Возможно, но от меня теперь помощи ждать не приходится.

– Как так?

– Я разучился убивать.

– Вы разучились убивать? Вы, стреляющий без промаха? Этого не может быть, папаша Клуи!

– Повторяю: ступайте прочь!

– Папаша Клуи, миленький!

– Вы мне надоели.

– Выслушайте меня, не пожалеете.

– Ну, ладно… Выкладывайте, только поживее.

– Вы ведь старый солдат, правда?

– И что с того?

– Так вот, папаша Клуи, мне нужно…

– Скажешь ты наконец что-нибудь путное или нет?

– Мне нужно, чтобы вы научили меня военному искусству.

– Вы спятили?

– Нет, я в здравом уме. Научите меня военному искусству, папаша Клуи, а за ценой я не постою.