Анубис

Могенс с трудом следил за его словами. Что-то с лицом Грейвса было не так. Оно… изменилось. Волчье в нем набирало силу, хотя физических изменений и не происходило. И все-таки факт был налицо. За пусть и изнуренными, но пока еще человеческими чертами все явственнее проступало нечто скрытое, присущее хищному зверю.

— Но зачем это надо шерифу? — напряженно спросил он. Не потому, что его действительно интересовал сам вопрос, просто это было первое, что пришло ему в голову. Пора прекратить таращиться на Грейвса, говорил он себе. Но не мог.

— Потому что ему за это платят, — рявкнул Грейвс. — Эти подлые «кроты» пытаются сжить меня с моей земли с тех пор, как я здесь появился. Но им это не удастся! — Гнев в его темных, враз еще больше запавших глазах разгорелся до настоящей ненависти. Тонкая струйка слюны потекла по подбородку, но он этого даже не заметил.

— А зачем это нужно геологам? — недоумевал Могенс. — Ведь они такие же ученые, как и мы!

— Никогда… слышишь, никогда не сравнивай меня с этими… этими дилетантами! — зарычал Грейвс. И не в переносном смысле, пришло в голову Могенсу, в то время как по его спине побежали мурашки. Он и в самом деле рычал! — А теперь иди завтракать, Могенс. У нас впереди долгий напряженный день. Через полчаса жду тебя внизу, в храме.

Уже из одного чисто детского упрямства Могенс появился на своем рабочем месте не ровно по истечении получаса, а выждал, пока не пройдет вдвое больше времени. Однако это было не единственной причиной. Точнее сказать, не главной причиной. На самом деле причина его опоздания заключалась в том, что он боялся снова встретиться с Джонатаном Грейвсом.

Могенс тщетно пробовал посмеяться над своими страхами. Не было повода бояться Грейвса. Еще неделю назад это имело смысл, но тот момент прошел; он отдался во власть своей личной Немезиды, и теперь нечего дрожать перед Грейвсом. Он мог его ненавидеть, мог презирать и испытывать отвращение — всего этого было в нем предостаточно, — но страх перед Грейвсом должен был пройти. Но именно страх и охватывал все его существо.

Движения Могенса все замедлялись, когда он спускался вниз по лестнице. И пока он шел по проходу к первой пещере, все пытался разобраться в своих ощущениях. Разумеется, он знал, что лицо Грейвса на самом деле не менялось. Возможно, причина была в игре света, или в его собственной усталости и нервозности, а может, в сочетании того и другого. Люди не превращаются в… нечто, которое в сумерках расплывается, а потом соединяется в новое жуткое существо. И с Джонатаном Грейвсом такого не происходило, даже если Могенс без зазрения совести приписывает ему подобную мерзость. Проблема была в том, что он сам готов поверить в такую чепуху, да, собственно говоря, в любую чепуху, если она порочит Джонатана Грейвса.

Задним числом он понял, что фактически какая-то часть его — и немалая — жаждала, чтобы шериф Уилсон не только высказал нелепые подозрения, но и доказал их правоту. По большому счету, он должен волноваться не из-за Грейвса, а беспокоиться по поводу себя самого. Он никогда не мог простить Грейвса, более того, значительный промежуток своей жизни ненавидел или, по меньшей мере, презирал его — это было видно как на ладони. И Грейвсу тоже. И все-таки Могенс был потрясен до глубины души силой своей ненависти. Возможно, психологи и правы, когда говорят, что значительная доля мыслей о мести и даже ненависть — в принципе нормальное чувство, помогающее человеку преодолеть последствия психических травм. Однако то чувство, которое поднималось в нем, Могенсе, совершенно очевидно, не было из этого разряда.

Он почти дошел до конца штольни, и его шаги еще больше замедлились, когда он разобрал голоса — вначале Грейвса, а потом доктора Хьямс, взвинченный, почти на истерических нотках. Могенс сделал еще пару шагов и остановился, когда сообразил, что попал в разгар спора.

— …честно говоря, не вполне понимаю вашего возбуждения, — говорил Грейвс. — Чего вам не хватает, Сьюзен? Отсутствуют какие-то материалы? Требуются дополнительные субсидии? Большая свобода действий?

— Не в этом дело, черт побери! И вам это прекрасно известно, Грейвс! — вопила Хьямс. — Мы полгода надрываемся на вас, как рабы! Света божьего не видим! Слова не можем обронить о нашей работе! Хоть и сделали сенсационнейшие открытия века!..

— Не «хоть», моя дорогая, — прервал ее Грейвс, — а «потому что».

— Та-та-та! — не унималась Хьямс. — Дело не в этом, а в том, что мы уже год не разгибаем спины, чтобы добиться серьезных научных результатов, а вы притаскиваете какого-то… какого-то колдуна!