Антропоток в матрице геоэкономического универсума

Развитие форсированного, искусственного, престижного потребления у части населения планеты, а также сопутствующей ей "охранительной психологии" и деморализации общества, формирование индустрии высокотехнологических средств деструкции, замедление инновационного процесса в гражданской сфере (по крайней мере, его фундаментальной составляющей) и т. п. — все это вместе взятое заложило предпосылки для возникновения "новой сословности", разделившей миры "золотого" и "голодного" миллиардов. Что в свою очередь обусловило в XXI веке перспективу оптимизации — мобилизации — хаотизации социальной, политической и экономической структуры мира и самого стиля жизни.

Изменившемуся контексту потребовалась новая формула его фиксации. И "горизонтальная" киплинговско-сталинская, культурно-политическая формула Запад-Восток сменилась устойчивой социальной и экономистичной вертикалью Север-Юг.

— Когда Вы говорите о реализовавшемся проекте "построения общества изобилия в "одной, отдельно взятой стране"" Вы подразумеваете — в одной, "отдельной цивилизации"?

— Нет, не цивилизации, потому что к началу ХХ века уже возникла глобальная цивилизация, и у нее, по существу, имелось два пути развития — либо строить подлинно глобальную (интернациональную) политическую конструкцию: скажем, создавать новую версию вселенского Universum Christianum или мирового концерта, развивая универсалистские потенции Лиги Наций как прообраза мирового гражданского общества, — либо решать возникшие серьезные проблемы исключительно в интересах локальных сообществ и их иерархий. И в ситуации мирового экономического краха был избран второй путь, когда архитекторы цивилизации оказались перед поистине титаническим выбором.

Кстати, как можно заметить, аналогичный выбор в тот момент осуществляли и капиталистическая, и социалистическая системы. Выбор носил универсальный характер, поскольку остановка перманентной революции и программа построения социализма в одной отдельно взятой стране — отражали тоже своего рода геокультурный оппортунизм по отношению к изначальному коммунистическому проекту, предполагавшему в том числе интеграцию с освобождающимися от различных форм зависимости или опеки колониальными народами.

Вернемся все же к заявленному экономическому сюжету: существовала серьезная проблема — проблема потребления, расширения платежеспособного спроса. Выражалась она в необходимости создать массового платежеспособного потребителя и в том, что у этого состоятельного потребителя имелся определенный предел потребностей, так что мог наступить момент предельного насыщения, когда в материальном отношении ему мало что было нужно. Для того чтобы обеспечить интенсивное функционирование промышленности, необходимо было взломать это ограничение. И создать другой механизм. И он был создан.

В рамках форсированного искусственного и престижного потребления были введены в действие целые технологические направления фактической деструкции материальных ценностей, скажем, при помощи такого механизма, как "мода", следствием чего явилось быстрое моральное устаревание продукции, сопровождающееся ничтожными технологическими или чисто маркетинговыми изменениями. Одновременно не-выпуск продукции стал особой экономической операцией. В результате всех этих мер проблема платежеспособного спроса была по-своему решена, т. е. платежеспособный потребитель был создан преимущественно на национальной площадке, и уровень жизни населения поднялся, но — за счет нарастания разрыва развитых стран со всем остальным миром.

Параллельно на протяжение ХХ века развивалась упомянутая выше индустрия высокотехнологичной деструкции (войн) и сопутствующего ей инструментария. К тому же неизбежное в условиях "расколотого мира" возрастание значения безопасности, ее универсализация, требовали все более широких материальных затрат и в этой сфере. Всего этого, в конечном счете, вполне хватило, чтобы компенсировать открывшийся было для человечества "рог изобилия".

Еще одной серьезной проблемой оказалось нарушение предшествующей логики экономического роста. На протяжении солидного исторического срока христианская цивилизация развивалась за счет инновационного фактора — т. е. за счет того, что создавала новые инструменты и поля деятельности. В этом было ее принципиальное отличие от цивилизации дохристианской, ибо до этого времени мир избегал феномена расширенного воспроизводства, предпочитая ему экономический, экологический и демографический баланс. Баланс вообще был определяющим принципом традиционного мира, а для мира христианской культуры определяющей категорией стал не баланс, а развитие.