Антропный принцип

Я не выйду навстречу сирене,
Я лишился машины в оттенках
Полудохлой, недужной сирени
На облупленных детских коленках.

Я не выйду, так что ж ты завыла,
Изымая меня из постели?
Или то от полночного пыла
Водосточные трубы свистели?

Эта душная музыка, вой ли
Так и липнет рубахой нательной.
Разве знала ты, спавшая в стойле,
Как отец задыхался в Удельной?

Как хрипел на промокшей кровати,
Ужимался до точки прицела,
Все отчетливей и угловатей
Кадыком выступая из тела?

Ты ведь продана, да? Но постой уж,
Я не дам тебе кости и супу,
Но скажи, отчего же ты воешь,
Как собака по свежему трупу?

Вздрогнет груда железного лома,
Пустячок, комментарий к надгробью,
И она отъезжает от дома,
Тарахтя характерною дробью.

«Для чего мне разорванный жест в…»

Для чего мне разорванный жест в
Оголтелой глаголице снега,
Если мягкое эхо торжеств,
Подмерзая, становится эго?

Мы не звенья цепи, извини,
Все привычнее, злее, пошлее,
Нас не двое с тобой, мы одни —
В простынях, у друзей, в бакалее.

И снежок в завихреньях своих
На язык попадает не целясь.
Вот и ловим его за двоих,
Будто соли еще не наелись.

«Не ври, ты не вовсе чужая…»

Не ври, ты не вовсе чужая,
Давай не затеем грызню.
Тебя нищетой окружая,
И сам я себя исказню.

И после беседы короткой,
Сорвав, точно с вешалки, злость,
Я вспомню, как пахнет селедкой
Невбитый, скривившийся гвоздь.

Все было. Оттасканы грузы
Такие, что сохнет рука.
Ужели ты мусорней Музы,
Неважней, чем эта строка?

Конфета плеснет мараскином
И липкую сладость придаст
Тем картам, что мы пораскинем,
Гадая, кто первый предаст.

Памяти В. Пономарева

Раскрой тетрадку, очини к —
Арандаши, запомни даты,
Мой нелюбимый ученик,
Несобранный и туповатый.

В окно перетекает хмарь,
Висок добьет меня до реву.
– Ты не читай, как пономарь, —
Я говорю Пономареву.

И начинают выплывать
Необязательные вещи:
Какой-то коврик и кровать,
И то размытее, то резче —

Девица на календаре —
Ни посмотреть, ни отвернуться, —
Снег, почерневший в январе,
Таблетка на щербатом блюдце.

– Прочти внимательно главу,
Ответь… А, впрочем, что я, нанят?
Ты мертв, а я вовсю живу,
И кто еще тебя помянет?

«Пусть образы виденного давно…»

Я глупо создан: ничего не забываю, ничего!

(Дневник Печорина)