Антропный принцип

– А что память? Если загружена резервная копия, то и сознание переносится в актуальный сценарий, понимаешь? Ну вот, к примеру: ты сейчас здесь – что, если мое мнение кому-то интересно, дикость и аномалия. Но одновременно, в других вариантах, ты… – и он снова нажал на клавиши, – вот, ты в отпуске сейчас, идешь с пляжа, с невестой, довольный такой, солнышко светит…вот ты на работе, по третьему разу допрашиваешь свидетеля с последнего налета “вежливых людей”…теперь попозже возьмем…ага…вот ты в койке с некоей Александрой Бородиной, оперуполномоченным районного уголовного розыска…

Яна с любопытством посмотрела на меня и сказала:

– Ничего себе, Адамов! Не подозревала в тебе такого. Ай да Витя!

Я почувствовал, что краснею.

– И сколько всего таких возможных сценариев? – спросил я, просто чтобы что-то сказать.

– По одному человеку в моменте до нескольких сотен.

– А вообще? В мировом масштабе?

– Нет такого числа.

– Ну, хоть примерно.

– Примерно я могу назвать любое: десять дуотригинтиллионов, например, или десять седециллиардов[6]. Фактически, это как функция бесконечности – она неисчислима. И непостижима. Ни для кого, даже для нас. Даже для них, – он ткнул пальцем в потолок. – Совместить мультибесконечность со строгим планом так, чтобы каждый реализованный вариант в итоге вел к заранее заданному исходу, может только Он. Но Он своего конечного замысла не раскрывает, от Контура отделен, а нам тут внутри остается только делать дело, каждому свое, и надеяться, что мы его делаем правильно.

– Неужели не бывает никаких сбоев?

– Бывают, конечно. Чем сложнее система, тем выше риск ошибки. И у нас их, будь уверен, полно. Вот ты спрашивал про перезагрузку сценария и про память: случается такое, что у человека задваиваются воспоминания. Как правило, если он ночь не спит и в четыре утра по местному времени бодрствует. Мир изменился, а он нет – ходит потом растерянный, не знает, что к чему. Мозг, конечно, включает защитный режим, иначе разум не выдержит, но человек все равно ощущает, что как будто живет не своей жизнью. Или застревает в устаревшем сценарии: в обновлении ему уже полагается академиком стать, к примеру, а он все в лаборантах сидит и не понимает, что не так делает. Всякое, в общем, случается.

– А бывает, что в одной вариации человек уже умер, а в других – жив и здоров?

– Нет. Смерть – это конец. Финита. Конец частного Испытания, подведение итогов, прохождение контроля качества – и, как правило, обратная загрузка через какое-то время. Редко кто вырывается.

– Покажи ему, как формируется перспективный прогноз, – негромко проговорила Яна.

– Можно, – Мелех, похоже, был рад показать что угодно, лишь бы не возвращаться к обсуждению неудобной просьбы. – К примеру, берем частный случай одного человека. Помладше кого-нибудь.

Экран мигнул, оставив только одну едва заметную полосу символов.

– Так…вот как раз дошкольник. Смотрим индивидуальные узловые точки: ближайшая в семь лет, когда папа с мамой ему школу выберут. Вероятностная модель показывает, что это будет самая близкая к дому школа…ага…восьмилетка…м-да, и контингент – дрянь. Нажимаем вот тут, строим локальную проекцию лет на двадцать…О, угадал: двадцать пять лет – смерть в исправительно-трудовом лагере от туберкулеза. Прискорбно. А теперь сделаем вот так…поменяем школу на другую, через дорогу. И уже дело получше: десятилетка, два иностранных языка. Одноклассники поприличнее, учителя тоже. Протягиваем на двадцать лет…ну, звезд с неба не хватает, конечно, но жив, здоров, женат, сына родил и – смотри-ка! – работает в торговле, кажется. А всего-то стоило школу другую выбрать. Понятно, что это очень упрощенная бинарная схема, она изолированная, узловую точку мы взяли только одну, да и успешности индивидуального прохождения Испытания здесь не увидеть, но я показал принцип. А вот если в масштабах всего Полигона…

– Годика на четыре посмотри вперед, – промолвила Яна самым невинным тоном.

– На четыре так на четыре, – добродушно согласился Мелех. – Ну-ка…

Экран оказался заполнен сплошными строками лишь на четверть. Ниже осталось только несколько зеленоватых полосок, которые обрывались тревожно мигающими черными курсорами. Мелех набычился.

– Ну и что? – буркнул он. – Как будто я не в курсе такого сценария.

– Не знаю, – ответила Яна.

Голос ее стал холодным и неприятным, как руки хирурга.

– Хотела, чтобы ты еще раз посмотрел. Может, тебе приятно, что за последние два дня вероятность ядерного конфликта и конца цивилизации выросла вдвое. Может, тебе это нравится. Может быть, ты шедам сочувствуешь, и хочешь, чтобы все в их пользу закончилось.

– Никому я не сочувствую…

– Может быть, ты только для вида всем говоришь, что держишь нейтралитет, – продолжала Яна. – А сам спишь и видишь, чтобы Эксперимент завершился абы как, и ты отсюда свалил поскорее…

– Да ничего я не вижу такого!