Антракт

По воскресеньям мы с бабушкой ходили навещать «тетяку», ее отца, парализованного прадедушку Ваню. Летом его выносили и сажали на завалинку перед домом, а зимой он лежал в избе, всегда чистый, с аккуратно подстриженной бородой, в наглухо застегнутой рубахе. Позже я узнала, что наш прадедушка в годы коллективизации был оголтелым революционером и сбрасывал колокола с деревенской церкви. Церковь, конечно, была уничтожена задолго до моего рождения, но в моем детском сознании невероятным образом она запечатлелась. Когда я маме рассказывала, где стояла церковь и другие невероятные подробности, она с досадой говорила, что ничего такого не помнит.

У бабушки было четыре брата, и двоих их них звали Василиями. И все знали, о ком речь, потому что старшего звали Васька, хотя он был очень уважаемый, потому что после войны жил в Москве и возил какого-то очень важного человека из Кремля. Кстати сказать (скорее, не кстати), однажды он нас с мамой встречал на своей шикарной «Волге», и меня в ней стошнило прямо на шикарное кожаное сидение: тогда мне еще было тошно ездить на подобных авто.

А второго, младшего брата, звали Васяка. Он был большой любитель выпить и подебоширить. Впрочем, такое поведение было скорее обычным в деревне. Нет, конечно, не поощрялось! Но как бы понималось и великодушно прощалось.

И никто не задумывался, почему в семье два Васьки-то? Имен что ли других не нашлось. Но у нас есть еще вполне молодой очевидец событий, это моя двоюродная сестра Галя, которая дольше всех прожила в родительском доме и фактически воспитывалась бабушкой. И только несколько лет назад, сидя на скамейке под израильским солнцем, она рассказала мне, что, оказывается, у прадедушки Вани было две жены: Лена и Таня. И каждая из жен подарила ему по Ваське: как батюшка в церкви нарек, так и назвали. Лена умерла при родах. А к бабе Тане, своей мачехе, наша бабуля относилась очень уважительно, называла ее «неняка». Я ее запомнила как страстную собирательницу груздей. Эта стремительная сухонькая старушка всегда приносила в «запоне» (так назывался фартук) свежие груздьи, которые бабуля солила, добавляя туда какие-то коренья и листья. Вкус этих хрустящих грибов остался в той жизни, в том счастливом детстве.

А еще Галя рассказала, что мать Лены, первой жены прадеда Вани, наша прабабушка, ходила пешком в Иерусалим. Вот как витиевато проходит связь времен, событий и действующих лиц: моей сестре надо было выйти замуж за еврея, чтобы поселиться в Израиле. А мне надо было работать в авиакомпании, придумать и создать систему учета финансовой деятельности представительства и приехать внедрять ее в первое представительство, которое находится в Израиле. Так Израиль поселился в сердцах правнучек. Привет тебе от нас, прабабушка Лена: твои внучки ездят в Иерусалим на комфортабельном авто.

Прощай, папа!

Отец ушел от нас, когда мне было три месяца. Фактически, не ушел, а перестал приходить, потому что совместной жизни не было. Есть моя фотография в младенчестве. На ней видно, что кто-то держит меня на руках. Но самого держащего не видно. Мама говорила, что это и есть мой отец. Есть еще одна фотография, где два молодца, явно слегка навеселе, позируют для истории, вполне довольные собой. Посередине она надорвана. Вероятно, мама боролась со своей обидой на отца. Я смотрю на него и пытаюсь найти хотя бы одну свою черточку – не нахожу. Может, только подбородок. Все остальное – мама. Теперь я понимаю, что до последнего дня мама любила только моего отца, хотя это была не последняя и не единственная любовь в ее жизни.

Еще один обман детского воображения… Очень ярко вижу картину: ко мне спиной стоят несколько мужчин, и один из них говорит, что очень хочет сына. И произносит фразу, что если родится дочь – он уйдет от жены. Говорящий – мой отец. Мама потом созналась, что именно так все и было – добрые люди сказали. У отца родилось потом еще двое детей. Теперь у него три дочери. Надеюсь, что моим сестрам не пришлось слышать таких слов. Этим летом, последним в жизни моей мамы, она предприняла последнюю попытку показать меня отцу. Она была уверена, что он этого жаждет всю жизнь, но что-то ему мешает. Не удалось…Наивная моя мамочка! Наверно, он на самом деле хороший человек, если за всю жизнь я не слышала ни одного слова упрека в его адрес. Только однажды, при оформлении моей первой зарубежной поездки, необходимо было указать координаты отца, которых мы не знали. Горькая была для меня и мамы минута, не скрою. Да и цена вопроса была велика: поездка в Париж. Слава Богу, тогда все обошлось. Спасибо тебе, папа! Говорят, что при встрече с родными срабатывает генетическая память. Интересно, сработала ли бы она у меня, и воспылала ли бы я любовью к отцу… Не знаю. История не терпит сослагательных наклонений…