Лифт привел меня прямо в квартиру. Никаких входных дверей. Я сразу оказался внутри просторного коридора, ведущего в зал. В этих апартаментах поместилась бы вся семья Арбоба. Мужик как-то жаловался, что они с тремя братьями спят в одной комнате размером с коробку от холодильника, а на кухне живут женщины: его мать и две сестры. Здесь бы им не пришлось ютиться и нюхать носки друг друга, засыпая валетом. Я попытался кого-нибудь окликнуть, но, не услышав ничего в ответ, почувствовал себя заблудившимся в лесу. Я разулся и вошел в гостиную. Огромные панорамные окна были затянуты дымкой. Складывалось впечатление, что снаружи что-то горит и дым окутал здание. Пахло свежевыжатыми апельсинами и медом.
"Как в моем сне”, — подумал я.
— Ау, кто-нибудь есть? — неуверенно произнес я. — Ау!
Из комнаты слева играл джаз. Я стоял в центре квартиры и не знал, что делать, кроме как продолжать кричать "Ау!” Мне стало немного неловко. На всю стену холла висел огромный телевизор, напротив располагался серый диван с пуфиком. Я представил, как лежу на этом диване и щелкаю каналы, попивая что-нибудь горячительное. Стало любопытно: что чувствует человек, который пользуется всеми этими вещами каждый божий день? В углу гостиной я обратил внимания на стеллаж из красного дерева, заполненный книгами, и неподалеку от него — кресло-качалка и торшер. На полу той же зоны лежал ковер с высоким ворсом и кальян. Хозяин квартиры знал толк в досуге, и у меня возник вопрос — чем он занимается? Управляет заводом? Тысячи людей горбатятся для того, чтобы он сунул мундштук кальяна себе в рот и выдул дым?
— Ау! — повторил я.
Молчание в ответ. Неловкость охватила меня. От напряжения на спине проступил холодок. Поставив рюкзак на пол, я переносил вес с ноги на ногу, а после и вовсе задержал дыхание. Местный воздух не подходил моим легких. Мне был привычней климат хрущевок, а к таким удобством, как тут, я не привык. Избавиться от заказа и уехать восвояси — вот что меня сейчас интересовало больше всего, а не это лощеные хоромы.
— Модный шлем, — произнес голос за моей спиной.
Я обернулся. На меня смотрел седой мужчина с блестящей кожей на лице. На его широких плечах висела шелковая рубашка с высоким воротником, как у Джеки Чана в фильме "Пьяный мастер”. Он был похож на китайского послушника: просторные штаны и босые ноги. В руках мужчина держал фужер с шампанским — об этом мне сказали пузырьки и цвет напитка. По расслабленному взгляду хозяина было понятно, что за последние часы этот фужер у него не первый.
— Я когда-то носил такой же. В восьмидесятых. Тогда я жил в деревне, — он облокотился на барную стойку.
Задержав дыхание, я представил, что играю в игру "Кто дольше продержится под водой”.
— Елань. Слышал о такой?
Я сжульничал и все же сделал вдох, тихо, чтобы хозяин квартиры не догадался, что я дышу его богатым воздухом.
— У меня была красная "Ява” в цвет твоего шлема. Все девчонки пищали, когда я проезжал мимо, — он отпил из фужера. — И только одну девчонку совсем не заботил мой мотоцикл. Зато она заботила меня. — Он глубоко вздохнул. — Ее звали Юля, и она была моей первой любовью. Эффектная блондинка с голубыми глазами, ну как тут не влюбиться? А ножки? Ммм, длинные, ровные… и грудь наливная, — мечтательно сказал мужчина и одним махом опустошил фужер. — Сейчас таких девчонок уж и не встретишь. Чистая, непокорная. За такими нужно было ухаживать. Приглашать на свидания. Приносить цветы, подарки, а поцелуй, если и заслужишь, то только в щечку, и то на пятой встрече. Но Юля меня так и не поцеловала. — Он поставил пустой фужер на барную стойку. — Под окном у нее пел, у речки с ромашками поджидал, оставлял записки, и хоть бы что. — Он ударил ладонью об ладонь. — Юля была недоступна, как крепость. Не то что сейчас девки пошли. — Мужчина, нагнувшись, открыл бар и достал новую бутылку. — Девицы стали другого сорта, — прозвучал выстрел шампанского, — только покажи им бабки, они тут же пойдут за тобой хоть куда. И в постель, и к черту на рога.
— Изините, изините, это я визила курера. Я еда заказать, — откуда-то из комнаты выбежала низкорослая девушка. — Кушать вкусно, Юрии Борисоч, хоросе? — подходя все ближе, она то и дела кланялась, а потом, кивая на мою сумку, стала выталкивать из квартиры плечом.
Молодая смуглая девушка суетилась, переживая, что ее отругают. Сам Юрий Борисович, сохраняя лошадиное спокойствие, наливал себе игристого.
— Женя, оставь парня в покое, — не сводя глаз с фужера, сказал хозяин.
Меня удивило ее имя. Смуглая домработница с азиатской внешностью совсем не походила на девушку, которую могли бы звать Женя.
— Хоросе, хозяина, хоросе. — Она, соединив ладони перед грудью, попятилась, не упуская возможности лишний раз поклониться.
— На чем я закончил?
Буррата с помидорами по-прежнему оставалась у меня в сумке, будто меня вызвали не для того, чтобы я доставил еду, а выслушать истории выпившего мужика.