В соответствии с авторской ремаркой действие оперы происходит в маленьком городке Чехии во время французской революции 1793 года, но музыка Дворжака приблизила события. На сцене возникает уголок его родного Нелагозевеса: «Направо церковь с большими ступенями. Налево гостиница. В глубине виден замок… Когда занавес поднимается, сцена пуста, слышно пение, доносящееся из церкви». Это пение еще больше, чем элементы декораций, определяет эпоху расцвета канторской музыкальной культуры. Тут и кантор Бенда, с любовью выписанный Дворжаком. В нем не трудно узнать Антонина Лимана, скромного сельского учителя, влюбленного в свое дело. Тут и милая Теринка, дочь Бенды, так похожая на дочь Лимана, с которой разучивал дуэты юный композитop.
Сюжетно роль кантора Бенды сводится к тому, что он прячет у себя Богуша — сына старого графа Вилема, вернувшегося из Франции, и его жену Жюли; помогает им разоблачить козни племянника графа Адольфа, стремящегося поссорить отца с сыном, чтобы завладеть наследством, и потому обвинившего Богуша в «якобинстве» и бросившего его в тюрьму. Но в музыке образу кантора Дворжак придал совершенно исключительное значение. Мелодии, сочиняемые Бендой по ходу действия, пронизывают всю оперу. На них построен ряд эпизодов, дающих ясное представление о том, что усадебное музицирование в Чехии берет начало в среде канторов. Интонационно эти мелодии связаны с теми образами, которыми обрисован простой народ. Церковные песнопения Бенды также полны характерных особенностей народных песен — недаром Богуш слышит в этих песнопениях живой привет родины. Народность истоков канторской музыки Дворжак подчеркивает, преобразуя размеренно-торжественное, хоральное звучание оркестра в задорные жанровые народные сцены, во время которых появляются Теринка, ее жених — молодой охотник Йиржи, и соперник Йиржи — графский управляющий Филипп. Выйдя из костела, молодежь начинает танцевать под звуки музыки, доносящейся из окон постоялого двора.
Вспомнив, очевидно, как в таких случаях в Нелагозевесе маленький Тоничек подыгрывал отцу на скрипочке, Дворжак реалистически воссоздал характерные тембровые особенности неприхотливого звучания ансамбля сельских музыкантов.
С первых тактов до последней страницы партитуры, когда наступает счастливый конец (коварный Адольф изгнан, Богуш и Жюли объявлены наследниками графа, а Теринка и Йиржи празднуют помолвку), — вся опера утверждает национальную самобытность истоков чешского народнопесенного и танцевального творчества и значение канторов, как хранителей его традиций и зачинателей отечественного музыкального профессионализма в различных жанрах.
После премьеры опера успешно прошла много раз. В 1897 году, когда театр готовил новую ее постановку и Ригер сделал некоторые текстовые изменения, Дворжак, верный своей привычке все пересматривать и переделывать, серьезно переработал партитуру. В этой новой редакции с тех пор и ставится «Якобинец».
Новые страницы жизни и творчества
В разгар работы над «Якобинцем» в Прагу приехал Петр Ильич Чайковский. То было его первое посещение чешской столицы, которым воспользовались чехи, чтобы еще раз продемонстрировать свою любовь к русскому народу и его культуре. Прием более сердечный и теплый, чем тот, который устроили русскому композитору в Праге, трудно себе представить. Многочисленные делегации музыкальных и общественных организаций приветствовали Петра Ильича, еще на вокзале, в его честь устраивались банкеты, произносились горячие речи, ему подносили подарки.
«Я и не подозревал, до какой степени чехи преданы России», — писал Чайковский. Разумеется важную роль сыграло то, что творчество Чайковского во многом было созвучно интересам и устремлениям создателей чешской музыкальной культуры: патриотический пафос увертюры «1812 год», которой продирижировал Петр Ильич, яркие народнопесенные интонации концертов (скрипичного, исполненного учеником Бенневица, знаменитым чешским скрипачом Карлом Галиржем, и первого фортепианного, сыгранного Александром Зилоти), чисто славянская напевность мелодий, наконец, четкая национальная принадлежность, которую так стремились подчеркивать у себя чешские мастера.
Дворжак поспешил познакомиться с Чайковским в первый же день по его приезде. Он посещал его концерты в Рудольфинуме и Национальном театре, ходил с ним на репетиции, принимал его у себя дома. «Дворжак очень добр ко мне, а его квинтет мне нравится», — отметил Чайковский в своем дневнике после вечера в «Умелецкой беседе», устроенного в его честь, когда были исполнены квартет Сметаны «Из моей жизни» и фортепианный квинтет op. 81 Дворжака. Первое знакомство зрелых и достаточно прославленных представителей братских славянских культур быстро переходило в дружбу. Композиторы обменялись портретами и партитурами. Чайковский подарил Дворжаку сюиту, которой он дирижировал в Праге, а Дворжак поднес русскому собрату свою вторую, ре-минорную симфонию. Прощаясь с Дворжаком на перроне перед отходом поезда, Чайковский выразил надежду видеть его в Москве.