Николай иллюстрировал рассказы Антоши Чехонте. Один из московских юмористических журналов — «Зритель» — был некоторое время журналом трех братьев Чеховых.
Антоша Чехонте радовался этому сотрудничеству, напоминавшему самозабвенные, беззаветные игры, шутки, выдумки детских и юношеских лет. Он гордился талантом брата. Николай брался и за большие полотна, и в них тоже сверкал талант.
И вот он разбрасывал, пропивал такое богатство!
Чехов смотрел на это с болью, обидой, гневом.
В домике на Садовой-Кудринской, где жил Антон Павлович вместе с матерью, отцом, сестрой и братом Михаилом, в комнате на верхнем этаже висела большая незаконченная картина Николая Чехова, изображавшая швею, которая уснула на рассвете над работой. Невидимому, именно об этой картине Антон Павлович писал брату Александру в апреле 1883 года: «Николай шалаберничает; гибнет хороший, сильный русский талант, гибнет ни за грош. Ты видишь его теперешние работы. Что он делает? Делает все то, что пошло, копеечно… А между тем в зале стоит начатой замечательная картина».
Тема картины Николая была поистине чеховской: здесь была та же любовь к простым, «маленьким» людям с их трудной жизнью. «Шалаберничанье» Николая было в глазах Антона Павловича безответственностью перед сотнями тысяч «маленьких» людей, безответственностью перед талантом, — а в понятие таланта, с точки зрения Чехова, входило чувство ответственности перед народом, ответственности за дело русского искусства, русской культуры — национальной ответственности.
Письмо Антона Павловича к Николаю, приведенное выше, было очень серьезным и — при внешней сдержанности — резким «выступлением», особенно если вспомнить болезненное самолюбие, вспыльчивость, нетерпимость Николая.
Письмо представляет собою подлинный кладезь мудрости. Вчитаемся в него: есть ли тут хоть одно слово, которое было бы неприемлемо и для нашего времени и для нашей молодежи? Конечно, наша молодежь поставит все это в иную идейную связь, подчинит все пункты чеховского кодекса идеалу воспитанного человека Советской страны. Но этот идеал включает в себя и все то, о чем писал Чехов в своем письме.
Как мудро отделяет Антон Павлович природные хорошие свойства Николая, не стоившие ему никакого труда, от таких свойств, которые нужно воспитывать в себе, культивировать! Культура — это то, что человек привносит в природу, изменяя ее. Воспитанный человек и культурный человек, с точки зрения Чехова, одно и то же. Поэтому Чехов и не мог считать интеллигентным человеком всякого окончившего высшее учебное заведение.
Для того чтобы быть добрым и талантливым человеком, каким был Николай, надо было просто родиться таким. Но для того чтобы быть достойным природного дара, стать не просто одаренным человеком, а талантливым работником — для этого нужно воспитывать свой талант, трудиться над ним.
Талант — это культура таланта.
А. П. Чехов (слева) с братом Николаем
Николай не заботился обо всем этом. У него не было уважения к своему талайту.
Он мало читал, работал лишь «по вдохновению» и уже в двадцать шесть — двадцать семь лет перестал идти вперед.
В отличие от Николая Александр Павлович был образованным человеком. Обладая замечательной памятью, он был ходячей энциклопедией. Он был талантливым химиком, знатоком философии, истории, лингвистики. Крупные ученые требовали, чтобы на специальных заседаниях научных обществ в качестве репортера присутствовал Александр Чехов, умевший прекрасно ориентироваться в сложных научных вопросах.
Но у него не было «общей идеи», мировоззрения. Его писательский труд не был вдохновлен большой целью, мечтой, страстью.
Талант — это знание жизни. Талант — это смелость.
«А ты знаешь, что значит талант? — спрашивает в «Дяде Ване» Елена Андреевна Соню. — Смелость, свободная голова, широкий размах…»
«Талант у него большой, — писал Чехов о Билибине, — но знания жизни ни на грош, а где нет знания, там нет и смелости».
Александр признавался Антону Павловичу в том, что он мало знает жизнь. Это может показаться странным: репортер «Нового времени», крупнейшей столичной газеты, по своей профессии осведомленный «обо всем», грустил о том, что не знает жизни. Но его знание жизни было поверхностным. Он не участвовал в жизни, а лишь наблюдал ее.
Талант — это свобода, в том числе «свобода от страстей», писал Чехов, подразумевая под «страстями» не те великие творческие страсти, без которых нет таланта, а «неукрощенные», примитивные страсти.
Старшие его братья — увы! — были рабами своих страстей, рабами быстро сменяющихся настроений, рабами алкоголя.
Но, прежде всего, с точки зрения Чехова, талант — это труд.
Горький, так глубоко понимавший цену труда и трудовых людей, писал о Чехове:
«Я не видел человека, который чувствовал бы значение труда, как основания культуры, так глубоко и всесторонне, как Антон Павлович».
Для обоих — и для Горького и для Чехова — труд был самым важным в жизни и каждого отдельного человека и всего человечества. И не было для обоих ничего более прекрасного, благородного, человечного, чем труд!