Антитеррор 2020

Павлов добрался до распахнутой передней двери, заглянул в салон и почти физически ощутил плеснувшую оттуда смесь угрозы и страха. Страх был в глазах — в двух десятках пар глаз, женских и детских. А угроза — тоже в глазах, только в четырех парах, в мужских.

В живых из пассажиров автобуса остались лишь женщины и дети. Мужчин расстреляли сразу, при захвате, а тела на ходу вытолкали наружу. Последним пристрелили водителя, тоже на ходу, но вытолкать уже не успели, не до того стало. Тело водителя так и лежало на полу в кабине, Павлову был виден развороченный пулей затылок.

— Кто главный? — крикнул Павлов в салон, загоняя, заталкивая криком страх и угрозу вовнутрь. — Выходи! Говорить будем здесь.

Небритый чернявый молодчик, закинув за спину «АКМ», встал в дверном проеме. Секунду они смотрели друг на друга — глаза в глаза. Затем молодчик ухмыльнулся, небрежно сплюнул наружу и спрыгнул вслед за плевком.

— Условия, — коротко бросил Павлов.

Молодчик не ответил. Он неторопливо достал из внутреннего кармана кожаной куртки сигареты, выбил из пачки одну, прикурил, пустил струю дыма под ноги. Сейчас он мог чувствовать себя в полной безопасности. Павлов был его охранной грамотой, потому что убить Павлова было нельзя. То есть теоретически, конечно, можно, однако рискнувший убить пережил бы Павлова ненадолго. Братство это гарантировало — убийца нейтрала так же, как все, к убийству нейтрала причастные, становились людьми обреченными. Их приговаривали сразу, по факту, и исполняли приговор неукоснительно. Убийц Братья искали, находили и уничтожали. Где бы они ни были. И кто бы они ни были — бандиты, киллеры, террористы, полицейские или солдаты правительственных войск.

— Самолет, — пустив струю дыма Павлову в лицо, подал голос небритый молодчик. — С пилотом и запасом горючего, чтобы хватило до Тегерана. Сделаешь?

— Допустим, — сказал Павлов бесстрастно. Он здесь для того, чтобы закрыть конфликт. Без крови. Потребовали самолет — пожалуйста, Павлов не против. Ему положено быть нейтральным, и он нейтрален. Абсолютно. К обеим сторонам.

— Патроны, гранаты и жратву. — Молодчик затушил окурок о борт автобуса, харкнул на землю. — И пятьсот тонн зеленых. Наличными, в мелких купюрах. Или, может быть, запросить лимон?

Молодчик усмехнулся криво и подмигнул. В этом вопросе Павлову не полагалось быть нейтральным, в гонораре ему надлежало быть заинтересованным так же, как и этому подонку. Братство существует за счет гонораров. Иногда Павлову хотелось блевать, когда он вспоминал об этом. Иногда он блевал.

— Пусть будет лимон, — согласился Павлов, — отпускайте заложников.

Молодчик ухмылялся ему в лицо — понимающе, приятельски, едва не дружески.

— Ты, гнида, не лыбься, — сказал Павлов, и ухмылка слетела у молодчика с лица, как не бывало. — Будь моя воля, я бы тебя своими руками удавил, гада.

В Тегеране ему отсчитали триста тысяч. Тридцать процентов — стандартную долю Братства. На следующее утро он прилетел в Ташкент, оттуда — в Москву. Сдал деньги Координатору. Взял пол-литровую «Столичной» и заперся у себя в квартире. Эти четверо ограбили банк в Санкт-Петербурге. Застрелили двоих охранников и девушку-кассиршу. Затем троих пассажиров и водителя автобуса. Не будь нейтрала, их бы перебили. А они перебили бы еще двадцать человек — женщин и детей. Заложников.

Павлов до краев набулькал из бутылки в стакан. Выдохнул, запрокинул стакан ко рту. Залпом опростал, жадно занюхал рукавом, нашарил на столе сигареты. Закурил, в пять затяжек стянул до фильтра. Налил по второй. «Это моя работа, — сказал себе Павлов. — Быть нейтральным, вашу мать, в бога, в дышло, в креста. Быть нейтральным, суки. Абсолютно нейтральным».

2. ЭСТЕР

Прямой из Тель-Авива приземлился в буэнос-айресском аэропорту ранним утром, затемно. Эстер проснулась за пять минут до посадки — ровно в то время, на которое выставила накануне биологические часы. Сейчас ее звали Хильдой Аунстрем, по паспорту. Также по паспорту Эстер значилась гражданкой Норвегии, тридцати лет от роду, незамужней и бездетной. Возраст и семейное положение соответствовали действительности — незамужней и бездетной тридцатилетняя Эстер Мизрахи стала четыре года назад, после взрыва в иерусалимском супермаркете, похоронившего под обломками Меера и обоих близнецов.

Сообщение от Координатора пришло по электронной почте накануне, в два пополудни. Сестре Мизрахи предписывалось к полуночи прибыть в Иерусалимский аэропорт и ждать дальнейших инструкций. Ждать, впрочем, не пришлось: инструкции в запечатанном конверте передал угрюмый горбоносый субъект, представившийся Братом Леви. Эстер вскрыла конверт в дамской комнате, извлекла из него сложенный вчетверо лист папиросной бумаги, две фотографии, паспорт на имя Хильды Лунстрем и авиабилет Иерусалим — Буэнос-Айрес. Пробежала глазами содержание листа, потратила пару минут на запоминание, пока не заучила наизусть. Столько же времени ушло на изучение фотографий. Паспорт и билет перекочевали в сумочку, бумага и фотографии отправились в унитаз.