Антитеррор 2020

Развлечением я и занялся. Для начала хороша рулетка — я ставил на цифры, и шарик неизменно выпадал на нужную. Потом я пять раз подряд поставил на зеро, и пять раз выпало зеро. По толпе пассажиров пронесся легкий вздох, но это были еще цветочки. Потом я взял в руки колоду карт и несколько раз сдал себе двадцать одно. Потом очко мне сдал крупье, и под конец — один недоверчивый коммерсант с палубы кают экстра-люкс. Забавно было смотреть, как он с подозрением разглядывает свои короткие, покрытые жесткими седоватыми волосками пальцы, словно они в чем-то виноваты.

Посыпались вопросы. Спрашивают всегда одно и то же — неудивительно, вопросы есть только у неопытных пассажиров, впервые путешествующих на межзвезднике.

— Как вы это делаете?

— Не знаю, я ничего не делаю. Само получается.

— Вы сильно устаете?

— Нет, я же ничего не делаю.

— Сколько вы выиграли в казино?

— Нисколько, закон запрещает мне играть на деньги.

— Это вас расстраивает?

— Ничуть, я неплохо зарабатываю.

— А сколько именно?

— А вот это уже некорректный вопрос.

Про себя: двенадцать тысяч за двухнедельный рейс. Некоторые из вас столько тратят за день на свои капризы. Но все равно это в несколько раз больше, чем доход менеджера среднего звена в банке.

— Сколько у вас индекс? Или это тоже некорректный вопрос?

— Вполне нормальный. Эта информация даже есть в путеводителе по лайнеру.

— А все-таки?

— Четыреста тридцать два.

— Ах!

Ух. Ну да, это много. С индексом от сотни уже можно получить приглашение на термоядерную энергостанцию. Но там можно сдохнуть со скуки. Здесь, впрочем, со временем тоже.

— А вы абсолютно неуязвимы?

— Абсолютно неуязвимых не бывает. Только не нужно это проверять.

Смех. Им смешно — а мне было совсем не смешно, когда в мой четвертый рейс какой-то психопат попытался сунуть нож мне в спину, чтобы проверить, что произойдет. Разумеется, он поскользнулся на ровном месте и заработал неприятный перелом бедра. Но отошел от нервного потрясения я тогда только после четвертого скотча в голову.

С глюкером практически не может случиться ничего плохого. Ему всегда везет. Его хранит нечто, что способен измерить прибор Вайсмана, но не способен объяснить ни один ведущий ученый человечества — слепая, необъяснимая, временами даже пугающая удача.

Именно поэтому «Космические линии Фомальгаута» платят мне эти двенадцать тысяч кредитов, не моргнув глазом, просто за то, что нахожусь на их элитном пассажирском лайнере. Потому что пока я здесь, в «Адмирала Нельсона» не угодит случайная каменюка в момент выхода из гиперпрыжка, не откажет движок в подпространстве, не дрогнет рука пилота, заходящего в посадочную глиссаду. Потому что я не могу погибнуть — а значит, и корабль хранит та же самая сила, что оберегает меня.

За что мне такой дар, ума не приложу. Но очень удобно в смысле заработков.

— Наверное, это очень здорово — быть глюкером?

Блондинка с волосами до попы.

— Это просто потрясающе.

— Наверное, и с женщинами вам тоже очень везет? — игриво.

Надеваю на лицо радостный оскал крокодила. Все же я на работе и говорить в точности то, что думаю, не имею права. Нормалу трудно понять, каково это — постоянно есть свое любимое блюдо. Даже если ты очень любишь пельмени, есть их каждый день — затошнит. Но изменить меню ты не можешь и поменять свои пристрастия — тоже. Хотя второе — можно по крайней мере попытаться.

— А теперь, чтобы ни у кого не осталось сомнений, смертельный номер, дамы и господа…

За моей спиной возникает тихое вибрирующее гудение. Я не вижу его, но знаю, что сзади сейчас неярко мерцает разлитая в воздухе призрачная синева силового поля. Слабый запах озона щекочет ноздри, и почти сразу — взмыв горячей волны в животе. У меня уже условный рефлекс на связку озон — адреналин, как у собаки Павлова.

Стюард демонстративно заряжает и подает мне барабанный плазмоган — красивую блестящую штуку с длинным стволом. Такие используют в разного рода шоу. Не оборачиваясь, я направляю его назад через правое плечо.

— Если у кого-то чувствительная сетчатка, просьба закрыть глаза. — И давлю на спуск.

Отдачи почти нет, только резкое шипение, когда поле поглощает сгусток плазмы, и вспышка синего цвета, отразившаяся на драгоценностях и моноклях публики. Кто-то морщится и отворачивает лицо, кто-то прикрывает глаза ладонью. Что же вы так, вас же честно предупредили, думаете — зря?

Включаю автоматическую прокрутку барабана, он вертится почти бесшумно, с металлическим шелестом. Становится так тихо, что слышен только этот шелест, гудение силового и позвякивание бокалов в баре. Бармен даже не смотрит в мою сторону — он уже видел номер с моим участием не раз, для него это просто отработанное сальто под потолком цирка. Но разница в том, что акробат по крайней мере знает — его жизнь и здоровье зависят от его мышц и координации. Не очень приятно зависеть от вещи, суть которой тебе не ясна.