Анна успела увидеть, как темнота остановилась на краю небольшой поляны, где стояли они с Федором, застыла, словно присматриваясь к своим жертвам, а в следующий миг стремительно ринулась к ним, окружив душным облаком, поглотив. Журналист закричал, Анна попыталась открыть рот, но, вместо этого упала на землю, прижав ладони к лицу. В нос ударил густой отвратительный запах, а уши наполнило громкое жужжание.
— Мухи!
Сотни, тысячи насекомых окружили их сплошной пеленой. Они ползали по лицу, пытаясь пробраться в рот и ноздри, жужжали и не давали вздохнуть. Потрясая головой, словно бесноватая, Анна привалилась спиной к дереву и увидела Федора. Рядом с ним валялся фотоаппарат, сверкая на солнце, словно огромный бриллиант, а сам журналист отчаянно размахивал руками, стараясь отбиться от мух, покрывших его, словно движущееся черное одеяло.
— Нам нужно уходить!
— Я ничего не вижу! Б..дь!
Анна подползла к Федору, схватила его за руку и потянула за собой. Она почти не видела, куда движется: мухи облепили ее и лезли в глаза — приходилось полагаться на чутье. Слезы текли из-под опущенных век, а снующие насекомые размазывали их по лицу, скользя и снова карабкаясь наверх.
Людей охватило безумие. Они ползли по земле, натыкаясь на деревья, поворачивали и снова ползли. Каким-то образом им удалось не расцепить руки и не потерять друг друга в царящем вокруг кошмаре, и Анна уже смирилась с тем, что ей не удастся вырваться из леса живой, когда между деревьев показался просвет. Собрав остатки сил, она поспешила к нему.
До кромки леса оставалось метров пять, когда мухи, словно по команде, взмыли в воздух, сформировав огромный рой, и исчезли так же стремительно, как появились. Анна с Федором вывалились на дорогу и, расцепившись, поползли в разные стороны. Они не произнесли ни слова: только хрипы и стоны вырывались наружу и тут же растворялись в вязкой тишине. А они все ползли и ползли, и только оказавшись на противоположной стороне тракта, как по команде, остановились. Федор остался лежать на земле, уткнувшись лицом в ладони, а знахарка обернулась.
Всего на секунду она увидела то, что скрывалось за маской леса. На короткое мгновение оно выступило на передний план восприятия. Оно посмотрела на Анну. Узнало ее. Выделило. А в следующий момент все исчезло. Свет перед глазами померк.
День пятнадцатый
Федор разлепил глаза и увидел над собой потолок, обитый вагонкой. Он несколько минут пролежал неподвижно, пытаясь понять, где находится. Память возвращалась медленно, словно нехотя, понемногу — картинка за картинкой, наполняя голову образами: они с Анной садятся в машину, со всех сторон лес, слабый ветер пробегает волнами по траве. Федор так сильно дрожал тогда, что мотор завывал, и машина дергалась, когда он резко отпускал педаль сцепления. Память не удержала дорогу. Последним воспоминанием был сад Анны — темный, густой и страшный.
Потом они устроились возле телевизора, и Федор дрожащими пальцами нажимал на кнопки перемотки камеры. Они отсмотрели все, что он снял в лесу, сами точно не зная, что хотят увидеть. И ничего не увидели. Точнее не увидели ничего необычного, сверхъестественного: никакой подземной реки, дерево с глубокой язвой на стволе оставалось обычным деревом — никакой текущей наверх смолы — ничего. Только в самом конце на пару секунд в поле зрения камеры попал большой темный рой, а потом она упала на землю, и в кадре остались лишь смазанные размытые пятна и их собственные крики. Анна выключила телевизор.
Следующее воспоминание относилось к вечеру того же дня: они сидели на кухне, на продавленном диване и молчали. Звонил телефон, но никто не поднял трубку. В доме было жарко. Затем, снова, провал.
Федор вытащил руку из-под одеяла и вытер пот с лица. Сама рука тоже оказалась влажной, как и все тело. Было жарко и очень хотелось пить. Он задрожал, зубы клацнули, и пришлось сжать челюсти. Скулы мелко завибрировали. Федор вздохнул и закашлялся.
«Блин. Хуже, чем с похмелья. Чувствую себя рассохшимся Буратино»
Вопреки обыкновению, шутка не сработала.
Вчера случилось что-то очень плохое. И дело даже не в огромном рое мух, который смутно маячил в памяти, как черное, душное и жужжащее облако — это было лишь следствие. Причина же казалась куда более страшной: живой лес. Никаких сомнений в этом у Федора не было. Он — этот монстр — что-то сделал с ним. И с Анной.
«Анна… Что с ней?»
Федор откинул одеяло и встал. Прохладный воздух комнаты моментально окутал его невыносимой стужей, такой концентрированной, что, казалось, она проникала внутрь тела. Его затрясло, словно припадочного и пришлось схватиться за спинку кровати, чтобы не упасть. Он стоял, слабый и раздавленный, с небольшим животом над спортивными трусами, и дрожал, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом. Он словно выключился, остановился.