Antisex

Я осторожно отодвинул тетрадь и, притянув к себе папку с материалами, стал перебирать старые, тех лет, фотографии. Их было очень мало — ведь перед Катастрофой никто не пользовался фотоаппаратами, все фоткали на смартфонах, но в годы Катастрофы эти штуки оказались абсолютно ненужными и бесполезными. Ну и, естественно, вся хроника исчезла. Но все же в те годы были некоторые чудаки, которые продолжали пользоваться обычной зеркалкой и делали обычные снимки. Благодаря этому мне удалось кое-что насобирать. Вот фотка из туннеля метро — может быть, нашего, или какого другого — да это и не важно. Толпа понурых, испуганных людей, заплаканные дети. Как разительно мы теперь отличаемся от них — бодрые и позитивные в любом возрасте, с радостными глазами, уверенно и счастливо глядящими на окружающий мир! И все это — заслуга Артема, которого уже тогда, памятным летом 2040 года мы стали называть — сначала между собой, а потом и в глаза — «наш Добрый Друг».

Вечер 15 сентября 2040 года — великий день! Мы впервые за долгое, невыносимо долгое время, отворили двери нашей подземной тюрьмы и выпустили людей на поверхность. Толпа народа потянулась из дверей метро. Одиночки, пары, семьи с детьми. Кто-то еле волочит ноги, садится на ступеньки или прямо на землю, вдыхает полной грудью. Конечно, воздух не сравнить с тем, что был в городе до Катастрофы — не воздух, а вонючая гарь, но все-таки дышать уже можно. Поговаривают, что леса планеты практически выгорели, однако постепенно на их месте появляется новая поросль. Роза ветров тоже почему-то изменилась, теперь ветер не нагоняет, а наоборот, разгоняет смог. Глядишь, когда-нибудь кислород в воздухе восстановится, а с ним и жизнь возвратится.

Глава 6. Счастье борьбы, радость победы

Я опять откинулся на спинку своего вертящегося стула и с хрустом потянулся. Поразмял, помассировал пальцы рук. Прикрыл глаза и стал вспоминать самое начало нашего пути. Наши первые шаги. Счастье созидания, упорство борьбы, несгибаемость воли ДД!

Уже через пару недель поле нашего освобождения я заметил, что боевая команда во главе с Артемом приросла новыми членами — молодыми, сильными, теми, кто хотел буквально выгрызть у задымленной, погорелой планеты свое право на жизнь. Теперь нас стало человек семьдесят, а то и больше. И все работали на пределе своих сил.

Да, мы не поддерживали больных, слабых и старых ни лишним куском сухаря, ни дополнительным глотком воды. Некоторые пытались нас обвинить в жестокости, но что было делать? Порой приходилось по-настоящему тяжко. До сих пор помню искаженное в крике лицо молодой мамаши. Она орала и билась в истерике, даже на колени становилась, чтобы вымолить несколько лишних глотков для своего ребенка-инвалида. Тот испуганно пялился на нас своими блеклыми, в синюшных кругах глазенками и тихо всхлипывал, видно, плакать во весь голос у него не было сил. Я чуть было не разжалобился и не протянул ей дополнительный пластиковый стакан с водой, но тут кто-то из наших ребят крепко, до боли, сжал мое запястье и прошипел: «А ну, не сметь!». И я отвернулся и отошел от нее. Вечером того же дня Артем подозвал меня и строго, по-отечески, сказал: «Ты сегодня едва не проявил слабость по отношению к одной женщине. И я, в общем, тебя понимаю! Но ты должен понять раз и навсегда: у нас нет права разбазаривать скудные средства на поддержку балластного биоматериала. Иначе не выживет никто!» Я кивнул — возразить на это мне было абсолютно нечего, а термин «балластный биоматериал» запомнился накрепко!

Прошло несколько дней после выхода из подземки, мы постепенно привыкали к жизни на поверхности. Запахи гари уже не казались нам такими невыносимыми, возможно, воздух действительно слегка очистился, а возможно, мы уже принюхались и перестали с такой силой ощущать вонь от прошедших пожаров. Теперь почти все время дули сильные ветры, и это очень спасало. Вот когда я понял, что такое — настоящее наслаждение, настоящее счастье — просто дышать!.. Жить и дышать, дышать и жить!

Мы, сплотившиеся вокруг Артема, сразу впряглись в работу. Постепенно наши отношения переродились в настоящее братство, в котором не было места зависти, подсиживанию, подлости, скрытности, где сердце каждого было открыто для других. Мы понимали, что перед нами стоит великая цель, и жертвовали своими силами и собственными интересами добровольно и радостно!

А уставали мы так, что еле добирались до своих тюфяков и засыпали мгновенно. Между тем нас становилось все больше, наши ряды активно пополнялись. Мы добывали все, что хотя бы приблизительно подходило под категорию «еда» — полусгоревший картофель, обуглившийся хлеб, расплавившиеся куски сыра, почерневшее от копоти мясо и снулую, расползающуюся под пальцами рыбу.