«Гого, Гого! (Девочка, Девочка)» – Звали они меня, подбегали, лапали за мягкие места и пытались отыскать отличительные от девочки части тела, так хотелось окончательно убедиться, что я – девочка. Теперь, как мне известно, и в детском саду, и в школе группы общие, а тогда об этом и подумать нельзя было. И детские сады, и школы были мужские и женские. По крайней мере, старшие группы детских садов были раздельными.
В общем, я был загнан в угол окончательно. Однажды я стоял, прислонившись к решетчатому забору, смотрел на бегающих русских ребят и плакал. Вдруг ко мне с той стороны забора подошел крупный светловолосый парень и спросил: «Ты чего плачешь, пацан, обижают, что ли?» Я кивнул и быстро, глотая слова, чтобы успеть высказаться, рассказал парню, что я не знаю грузинский, что меня из-за этого бьют, что я не могу больше здесь находиться.
– Погоди немного, – сказал парень и убежал.
Через минуту он был уже на территории грузинской группы, подошел ко мне, взял за руку и повел по двору. Вокруг столпились мои обидчики и, как зверьки, с любопытством смотрели, что будет.
– Я – Коля, вы меня знаете. А это, – он указал на меня, – мой друг. Я набью морду любому, кто его обидит! Понятно, или сказать по-грузински?
Дети закивали как болванчики, злобно глядя на меня. Я был восхищен речью шестилетнего Коли, но понял, что завтра мне придет конец…
Когда мама вела меня домой, я срывающимся голосом попросил:
– Мама, не отправляй меня больше в этот детский сад, я не буду мешать дома, не буду спускаться во двор, не буду даже ходить по комнатам. Я буду неподвижно сидеть на стуле, чтобы не мешать, только не отправляй меня сюда больше!
Но мама назвала все это глупостями, сказала, чтобы я поскорее подружился с ребятами и выучился говорить по-грузински. Что-то оборвалось у меня в душе, положение было безвыходным. И вдруг я почувствовал какой-то переход в другую бытность, я стал видеть все как-то со стороны. Вот идет женщина и ведет за руку сутулого печального ребенка – это меня. Солнце перестало ярко светить, все стало серым и блеклым, как бы неживым. Я почувствовал, что наступило время какого-то решения, это время может тут же закончиться, нужно спешить. И я твердо сказал про себя совершенно чужими словами: «Этот вертеп должен сегодня сгореть!» Тут опять засияло солнце, я оказался на своем месте – за руку с мамой, она что-то говорила мне, но я не слушал. Я распрямился, мне стало легко, я не думал больше о проклятом детском саде. Мне потом мама сказала, что я весь вечер вел себя спокойно и тихо улыбался.
Утром я не умолял, как обычно, оставить меня дома; спокойно собрался, и мама повела меня за руку куда надо. Приближаясь к двухэтажному деревянному зданию детского сада, я даже не смотрел в его сторону, а улыбался про себя.
Вдруг мама неожиданно остановилась и испуганно вскрикнула: «Сгорел!»
Я поднял глаза и увидел то, что уже представлял себе и лелеял в воображении. Мокрые обгоревшие бревна, раскиданные по двору. Печь с высокой трубой, стоящая одиноким памятником пепелищу. Невысокая лестница в никуда. Отдельные люди, медленно бродившие по углям.
– Сгорел, – повторила мама, – что же теперь делать?
– Сгорел вертеп проклятый! – чужим голосом, улыбаясь, вымолвил я. Мама с ужасом посмотрела на меня и даже отпустила руку.
– Откуда ты такие слова знаешь – «вертеп»? Что это такое, где ты слышал это слово?
Она забежала во двор и о чем-то поговорила с бродившими там людьми, видимо работниками детского сада.
– Пожар начался поздно вечером от короткого замыкания. Спавших детей успели вывести, так что никто не погиб!
А ведь кое-кого не мешало бы и поджарить: не так, чтобы досмерти, а так, чтобы для науки! – подумал я про себя…»[26]
То есть началось это у Нурбея Гулиа с детства. Но подобные случаи происходили с ним несколько раз в жизни. И всегда это сопровождалось сильнейшим эмоциональным выбросом. Вот вам еще одна история – студенческой поры нашего героя.
Когда при Хрущеве поднимали целину, студентов со всей страны на летних каникулах отправляли горбатиться «в колхоз» – в данном случае поднимать эту самую целину. Все старались от подобного «подарка партии» откосить, а романтичный Гулиа зачем-то поехал, чуть не померев по дороге от дизентерии и едва не отстав от поезда. Судьба словно давала ему знаки: не нужно ехать! Но часто ли мы обращаем на это внимание? Чаще прем к цели, как танки, не задумываясь, а нужна ли она нам на самом деле.
В общем, Гулиа до целины добрался! И мы снова погружаемся в его «кино»…
«…Наконец, по мнению совхозного руководителя, хлеба созрели до молочно-восковой спелости, необходимой для раздельной уборки. Управляющий совхозом, похожий на борова мужик по фамилии Тугай, сам приехал к нам в отделение и объявил готовность № 1. С утра – на комбайны! Большинство комбайнов были прицепные типа «Сталинец-6» – его тянул трактор ДТ-54, а сзади был прицеплен копнитель…