Антимир

— Но как это сделать? — с нетерпением воскликнул Андрей Викторович, похоже, что этот вопрос он уже сам себе задавал много раз.

— Это должно быть очень просто, если решение человечеством до сих пор не найдено, — так же не зная ответа, Маша пустилась в абстрактные рассуждения.

— Просто всё только у детей, — иронически откликнулся Хрусталёв, который явно собирался сказать что-то более язвительное, но вспомнив по чьей просьбе они затеяли такое обсуждение, сдержался.

— Вот именно, чем взрослее человек, тем запутаннее его мир, — не обращая внимания на тон собеседника, продолжила она его отвлечённую линию.

— Получается, что это взрослым нужно учиться у детей? — удивился он сам своему же парадоксальному выводу.

— Получается. Мы учим их материальному, а они нас — духовному, только они учатся, а мы нет, — подвела она итог их неожиданному открытию.

— А в школах им преподают только письмо, чтение и счёт да заставляют мыслить по-взрослому, — не успокаивался Хрусталёв и продолжал трактовать уже пройденное и известное.

— Мы мешаем им развиваться? Мы сами себе мешаем развиваться, — не удержалась и Маша, также пошла по тавтологическому кругу.

В этот момент послышался рингтон её сотового телефона, и она, извинившись, взяла аппарат со стола и вышла в коридор для разговора. Хрусталёв остался один в возбуждённом состоянии.

"Как же это вышло, хотел обсудить трансцендентный опыт, но опять свернул в дебри бытия и сознания, получается, всё само получается", — и он улыбнулся самопроизвольной рифме.

Вернулась Мария с блаженным налётом на лице и со словами:

— Виктор звонил, предупредил, что задержится, так что мы можем дискуссировать ещё, если, конечно, у вас есть время и желание?

Андрей Викторович, посмотрел на часы, время было половина шестого, и ответил:

— Желания больше времени, но полчасика есть.

— Вы только тогда подбросите меня к остановке на Радищева, отсюда после шести сложно уехать, — попросила она его и села на своё прежнее место за столом напротив.

— Хорошо, — согласился он.

Но их намерениям не суждено было сбыться, щёлкнул замок входной двери, — это вернулась с покупками Инна. Она вошла с двумя огромными пакетами на кухню и слегка удивлённо произнесла:

— Ого, вы ещё работаете?

И не дождавшись ответа, прошла к холодильнику, прислонила к его основанию пакеты, спросила снова:

— Я не помешаю вам? Мне продукты разложить.

За двоих ответила Мария Анатольевна:

— Мы уже почти закончили, договорим в машине, правда, Андрей Викторович?

— Да, конечно, мы пойдём, Инна, не будем тебе мешать, — засуетился Хрусталёв, вставая со своего стула и забирая со стола борсетку с ключами и документами.

Они быстро распрощались и вышли из квартиры в подъезд. Даже в подъезде чувствовалось, что на улице августовское пекло. Двор дыхнул разогретым асфальтом, сухостью и плотным городским маревом. Тополя и те шелестели в жару по иному, листья словно высохли, гоняя раскалённый воздух.

Ладу двенадцатой модели укрывала от солнца стена дома, предусмотрительно оставленная хозяином в тени, машина не сильно нагрелась. Маша предпочла переднее пассажирское сиденье, так ей было удобней вести диалог.

— Никогда не видел, чтобы вы закупали продукты, — неожиданно высказал свои наблюдения вслух Хрусталёв, запуская двигатель.

— Мы живём в доме, на первом этаже которого супермаркет, так что нет необходимости вести продукты из одной половины города в другую, везде всё одинаково, ну, разве лишь цены иногда отличаются незначительно, — пояснила она, пристёгиваясь и открывая окно.

Андрей Викторович аккуратно вырулил из двора и по тихой улочке покатил на встречу медленно двигающемуся потоку автомобилей, виднеющемуся впереди в проёме между двух домов.

— Вам стало легче от разговоров? — спросила Мария, улыбаясь и повернув в его сторону лицо с широкими солнцезащитными очками на глазах.

Он бросил в её сторону быстрый взгляд в знак благодарности тому, что она положила начало неоконченной беседе. Заодно мельком проверил, пристёгнута ли она. Запечатлев наискосок поверх груди ремень и на её бёдрах белую дамскую сумочку с лежащими на ней крест-накрест руками, ответил:

— Я понял, высший разум заставляет нас мыслить самостоятельно, без подсказки, но незримо направляет сам процесс, ибо, когда мы поверим, что эта мысль наша, собственная, её уже трудно вытравить из нашего сознания. Так, что думайте люди, мечтайте, ведь мечтание самый несложный, детский процесс мышления, а приводит он к более сложному, правильному и устойчивому. Обидно лишь одно, что поздно понимаешь это, и поле для мечты сужено до размера банкноты.

Он замолчал, сосредоточенно наблюдая за движением, пришлось объезжать газель, высаживающую в неположенном месте пассажиров. Закончив манёвр, продолжил: