Антихриста

– Все равно наша королева – Христа! – провозгласила мама и надела Христе на голову корону.

– Это почему же? – запротестовала я. – Если все уверены, что боб случайно проглотила я, значит и корона моя!

– Пожалуйста, раз ты так хочешь, я тебе отдам, – сказала Христа, выразительно закатывая глаза, и с раздраженным вздохом протянула мне корону.

Но мама перехватила ее руку и вернула корону на прежнее место.

– Нет-нет, Христа! Ты слишком добра! Королева – ты!

– Но Бланш права! Это несправедливо! – сказала Христа, как будто хотела вступиться за меня.

– У тебя благородное сердце, – восхищенно глядя на нее, сказал папа. – Но не стоит подыгрывать Бланш, она позорно скандалит.

– Заметь, что начала скандал не я, а мама!

– Да хватит, Бланш! Уймись! – прикрикнула мама. – Сколько тебе лет?

Перед моим мысленным взором вновь предстал газетный лист, заметка в рубрике «Происшествия»: «Шестнадцатилетняя девушка зарезала кухонным ножом своих родителей и лучшую подругу, не поделив с ними королевский пирог».

Христа решила разрядить обстановку и громко шутливо-торжественным тоном произнесла:

– Ну, раз я королева, мне нужен король! Я выбираю Франсуа!

Она возложила корону на голову отца. Он просиял:

– О, спасибо, спасибо, Христа!

– Надо же, какая неожиданность! – проскрипела я. – Было столько претендентов!

– Какая ты злюка! – сказала Христа.

– Не обращай внимания, – посоветовала мама. – Ты же видишь, она лопается от зависти.

– Странно, – заметила я, – когда ты говоришь о Христе в ее присутствии, то называешь ее по имени, а я у тебя просто «она».

– По-моему, у тебя просто с головой не в порядке, – глубокомысленно изрек отец.

– Вы уверены, что у меня, а не у вас? – спросила я.

– Абсолютно, – ответила мама.

Тут юная дева вскочила, подбежала ко мне и с ангельской улыбкой облобызала:

– Мы все тебя любим, Бланш!

Родители встретили трогательную сцену бурными аплодисментами. Я снова пожалела, что от безвкусицы не умирают.

Так или иначе, состоялось формальное примирение, и импровизированный праздник продолжился. К Богоявлению он имел весьма странное отношение. Мама, папа и я изображали трех олухов, явившихся на поклонение самозваной спасительнице. Евангельская история диковинным образом вывернулась наизнанку. Поскольку роль Христа играла Антихриста, то черным царем Бальтазаром, следуя этой логике, оказывалась я, Бланш.

Согласно христианской традиции, черный царь символизирует безграничность милосердия Христа. Это вполне подходило ко мне: Антихриста милостиво принимала поклонение Бланш, этого второсортного создания. Я должна бы рыдать от радости, видя такую снисходительность, а мне хотелось рыдать от смеха.

Зато Гаспар с Мельхиором… надо было видеть, с какой готовностью приносили они к ногам самозванки свои дары: золото пошлого умиления, мирру похвал и ладан восторгов.

В Евангелии от Иоанна сказано, что явление Антихриста будет предвестием конца света.

Что ж, вероятно. Апокалипсис не за горами.

Год начался ужасно и продолжался в том же ключе. Царство Антихристы все разрасталось. Она нигде не встречала препон: и дома, и в университете все и вся охотно признавали ее господство.

Мои же владения неуклонно сокращались. Христа изгнала меня даже из платяного шкафа: все мои вещи были вытеснены в ящик для носков – мой последний оплот.

Но территориальные претензии этого изверга рода человеческого шли еще дальше: раскладушка, убогое ложе, отведенное мне для ночного сна, была вечно завалена ворохом Антихристиных одежек.

Родителей между тем обуяла страсть принимать гостей. Они откапывали адреса знакомых, с которыми не встречались сто лет и которых теперь им загорелось пригласить на ужин. Гостей заманивали под любым предлогом, лишь бы иметь возможность продемонстрировать Христу.

Трижды в неделю наша квартира, еще недавно ласкавшая душу благословенной тишиной, наполнялась шумными толпами посторонних людей, перед которыми мои кровные отец с матерью на все лады расхваливали Антихристу.

Она же, скромно улыбаясь, разыгрывала роль молодой хозяйки: спрашивала каждого, что он будет пить, разносила закуски. Гости не сводили глаз с волшебного создания.

Иной раз кто-нибудь из замороченной компании случайно замечал меня и рассеянно спрашивал, кто еще такая эта вторая девица.

– Да это же Бланш! – досадливо отвечали мои родители. Гости понятия не имели, кто такая Бланш, и не слишком об этом задумывались. Возможно, шестнадцать лет тому назад они и получили карточку, извещавшую их о моем рождении, но тут же выкинули в мусорную корзинку.

Рекламируя Христу, родители делали рекламу самим себе, ставя себе в заслугу, что у них поселилась такая юная, прекрасная, обаятельная, неотразимая девушка. Они как бы говорили: «Раз она согласилась жить с нами, значит, мы того достойны!» Наш дом превратился в салон, еще бы – в нем теперь было кого показать.