Антихрист

Слушал я исповедные слова её, и росло во мне смятение. А она мнет черную свою косу, кончик в рот взяла, покусывает, зубы сверкают, глаза синие, как спелая слива. Кожа — точно кожура молодого яблочка, лоб высокий, умный, но исходит от неё срамная сила и дурманит, как земля, бурлящая родильными соками. Что за душа у неё? И что означают её слова, что свободен я от греха? «Неужто, — говорит, — не знаешь, что коль пребываешь ты в божьей бездне, то нет меж тобой и Господом различия, всё можешь совершить и всякому греху предаваться?» И стала открывать мне еретическое учение: дескать, Господь и Сатана — братья между собой, но дьявол с согласия брата отделился от горнего мира и сотворил мир вещественный, чтоб каждый царствовал в своём мире. И сказал он тогда Господу: «Сотворим подобия себе, дабы увидеть, кого из нас двоих будут чтить более». И создали они Адама и Еву. Однако ж ни Адам, ни Ева не умели отличить дьявола от Бога. Понявши это, дьявол посадил древо познания и искусил их отведать с сего древа плод. С того дня зародилась в людях память и познание и стали они жить по двойному счету — одна сторона обращена к Господу, другая — к брату его…

«А в Христа вы веруете?» — спрашиваю. «Веруем, отче. Полагаем его посланцем мира горнего для того, чтобы привлечь души к Господу. Борются оба за души наши, каждый стремится привлечь побольше на свою сторону, и оттого мучаются души наши… Воистину так это, сам знаешь, ибо и ты измучен, как я…»

Поразило меня еретическое учение, показалось мне истиной, и я, считавший себя окаянней, чем она, из-за мыслей своих о вселенной и Боге, увидал себя на верном, прямом пути. Я спрашивал себя, открыть ли ей, что понял я в монастыре, но не решился и умолк. Гляжу на траву под ногами, переминаюсь с ноги на ногу. Из-под шапки текут струйки пота. Она протянула руку, сняла с меня шапку. Я отпрянул, хотел уйти, но она взмолилась: «Обещай, что придешь ещё, мне многое нужно сказать тебе. Ради тебя оставила я своих и кукую теперь одна в пустом родительском доме. Приходи завтра в этот же час. Буду ждать тебя чуть выше по берегу, есть там одно укромное местечко…» Молила она, и я уступил. Двадцать лет было мне от роду, и я не знал ещё женщины. Забрал свою сеть и пошел на другой берег. Она же всё стояла на своем берегу и махала мне рукой…

…Этой ночью слышал я поросячий визг. Через окрестные села проходят скопища нечестивцев-турок, режут свиней. Я бодрствовал и громко стенал от воспоминаний. В памяти — совесть наша, посредством её мучит нас Бог. Короткая память есть грех…

Метался я в ту ночь, как в горячке, на жестком своем ложе. «Коль пребываешь ты в бездне божьей, нет различия меж тобой и Господом…» Я пытался разумом, мыслью проникнуть в неясный смысл этих слов. Воистину не оказался ли я в бездне божьей и нашел ли иной выход, чем отрицание? Поразило меня еретическое учение, прельстило разум. Мне доводилось уже слышать, что Босота разводит мужей с женами, а Теодосий, Калеко и поп Лазар побуждают своих последователей ходить нагими и предаваться блуду, что требуют они оскоплять детей, хулят иконы, святой крест и прочее. Но чего только не плели о ересях? Я говорил себе: «Невозможно отклонить разум от поисков тайны обоих миров. Отчего не попытаться узнать её с помощью Сатаны? Пойду утром на реку, разузнаю от Армы побольше о новом учении». Так обманывал я себя самого, ибо горд человек и страсти свои прикрывает благовидностью…

На другой день взял я сачок, будто иду рыбу ловить, и вброд перешел Белицу. Арма вышла из-за ракитника, набеленная, с серебряными пряжками на поясе. Повела меня за собой, стан так и изгибается. «Всю ночь глаз не сомкнула, — говорит. — Боялась, не придешь. Может, думаю, испугался. Исполать тебе, что пришел».

Сели мы с ней на лужке и начал я расспрашивать: «Ходите ли нагими в пещерах своих?» «Ходим, большой грех это, но дьявол от того силу теряет и лишается власти над нами». «Как так теряет силу?» «Да ведь после того, как воздадим ему, он покидает нас. Так учат учители наши». «Верно ли, что хотите оскоплять детей?» «Это во благо им. Скопцы не очень-то подвластны дьяволу… Если хочешь узнать нас, пойдем, отведу тебя, среди нас много вашего брата, чернецов». «Но молитесь вы или нет?» «Молимся — вслед за тем, как воздадим дьяволу, молимся. Некоторые даже слезы льют, другие нет. Ты сам решишь, благо ли это».

Гляжу — улыбается этак печально. Какой я представлял её себе, такой и была она.

«Чего хочешь от меня? Чтобы стал я еретиком?» «Только видеть тебя хочу», — отвечает. «Запрещено нам общение с женщинами. Ступай с миром», — произнес я и сам на себя подивился. Ох, душа, бежишь ото зла, а в любовь облекаешь страсти свои!..

Вздрогнула она от слов моих, ухватилась руками за косы. «Не прогоняй меня, — говорит, — не отталкивай. Тоскует по тебе душа моя». Сидит, качается из стороны в сторону, как плакальщицы над покойником. «Коснись меня рукой, голубь небесный, очисть меня», — и кладет голову мне на колени.