В будущем случайно узнал, что это такое. Редчайшая вещица. Сделано по утраченным технологиям древних. Это, по сути, не картина, а слепок души и сознания когда-то жившего мага. Обязательно мага, с простого человека без магических способностей такой портрет не напишешь. С ним и разговаривать можно при желании. Если можешь провести определенный ритуал. Из числа тех, что считаются в Аргенте запретными… Некромантия…
Интересно, знают ли в салоне, что именно висит у них на стене?
Как правильно торговаться в таких случаях, я знаю. Не дай боги показать свой интерес к какой-то конкретной картине! Ну вот как Джоан сейчас делает. Цена может тут же вырасти. Я подозвал одного из продавцов и сказал:
— Я граф Эрегарский. Мне бы чем дырку на стене закрыть… Давай посмотрим, что тут годное у вас есть под цвет обоев в моей спальне.
По лицу изнеженного молодого человека в одежде, цветовая гамма которой опасно заходила на границу с женской, прошла судорога от моих слов. Ничего, потерпит!
Пошел с ним вдоль всей стены, тыкая пальцем в каждую из картин:
— Сколько?
И периодически переспрашивал, недоверчиво мотая головой:
— Сколько???
Несколько моих язвительных замечаний по поводу того, что я сам лучше нарисую, если попрактикуюсь недельку, чем такую цену платить, привели продавца в негодование, которое отражалось на цвете его лица. Оно стало багровым. А телохранители Джоан начали покатываться со смеху, следя за тем, как я имею дело с искусством. Впрочем, о своей задаче не забывали, стояли грамотно, перекрывая входы в салон. Пусть уже и не совсем телохранители, по словам ректора, но контракт с ним они подписали именно на оказание услуг по охране Джоан. Так что бдят.
Наконец, добрались и до присмотренного мной портрета:
— А этот мужик почем?
— Четыреста золотых монет, господин граф.
— Что так дорого? Он что, основатель рода владельца галереи?
— Не знаю, господин граф.
Седнеш и Юрак снова покатились с хохота. Они знают прекрасно, что такая сумма для меня совсем незначительная. А я пытался скрыть свою радость, что цена за портрет такая крохотная. Вот та картина с морем, к примеру, что мне глянулась со входа, стоила одиннадцать тысяч золотых монет. Поэтому теперь я точно знаю, что в галерее понятия не имеют, какая редкость висит у них на стене. Если бы знали, цена была бы не четыреста золотых монет, а скорее — четыреста тысяч золотых монет.
— Ладно, по цвету и размеру подходит. Беру! — сказал я небрежно.
Как обрадовался продавец, думая, что теперь он со мной расстанется! И зря, потому что в этот же момент ко мне подошла Джоан и, потянув за рукав, пошла знакомить с ее будущими покупками. Но вначале, конечно, она ждала от меня восхищенной реакции на нашу будущую собственность. Постоял, повтыкал в эти две картины и сказал глубокомысленно:
— Как хорошо отображены джунгли! Кажется, что вон та капля воды на листе вот-вот упадет мне прямо за шиворот!
К моему удивлению, Джоан этого вполне хватило, она даже милостиво кивнула в ответ на мою реплику. И мы пошли покупать картины к прилавку.
Продавец, с которым мы общались по поводу портрета, был несказанно удивлен, когда я отсыпал ему сотню золотых чаевых. Ну да, я же не издевался над ним, как он подумал, а просто не дал ему завысить цену портрета, что могло бы случиться, если бы я сразу продемонстрировал интерес к полотну. Так что это ему компенсация за несколько непростых минут нашего общения.
— А что это ты купил? — Джоан была удивлена, когда вместе с двумя ее картинами нам начали заворачивать и третью.
— Да вот, решил начать собирать свою коллекцию предметов искусства.
Ну не говорить же ей при всех, что это за вещь? Позже расскажу.
Выражение лица Джоан я легко прочитал. Она им хотела сказать что-то вроде — ну да, конечно! Но, как воспитанная барышня, от такой фразы в храме искусства воздержалась. А когда я ей подмигнул, поняла, что подробности узнает только наедине.
Поговорить нормально наедине мы могли только в ее башне в Академии, так что она сразу и велела Седнешу открывать туда портал. Уж больно ей это было любопытно! Так-то, я знал, она хотела повесить картины с джунглями в спальне во дворце герцога, но теперь сказала Седнешу, что передумала и повесит их в спальне в Академии.
Грандмаги тоже были довольны. Отдельная квартира, а не комната, и все, что надо делать, — поглядывать периодически в окно да прислушиваться, не подадим ли мы сигнал тревоги. А в остальном можно беседовать да отдыхать.
— Рассказывай, — попросила Джоан, едва закрыли за собой дверь, — с чего вдруг ты картины полюбил…
Распаковал портрет и показал ей:
— Это вообще-то не совсем и картина. Это слепок души и сознания когда-то жившего человека. Вот так.
Изумленно посмотрев на портрет, Джоан спросила:
— А зачем ты купил его? Он не опасен вообще?
— В таком виде точно не опасен. Да и четыре сотни это ни о чем за такую редкость.
— А что ты будешь с ним делать?