Антезис

Долгие годы я носил эти воспоминания в себе. Как обезумевшая от горя мать носит в себе мертвый плод, не желая верить в замирание беременности. Не желая расставаться с куском загнившего мяса в утробе. Потому что позволить врачам вмешаться, выскоблить из матки пучеглазого зародыша, означает увидеть собственное безумие.

Я слишком долго носил эту память в себе. Настала пора выдавить ее, как бы больно и страшно мне ни было.

Вы — мои врачи, — подумаю я, глядя на Женьку и Шерлока, усевшихся на соседнее место. — Вы поможете мне избавиться от этих воспоминаний.

— Да, — согласится Шерлок. — Но наркоза не будет.

— Я готов, — кивну я и увижу, как во тьме вагона обезумевшие люди прижмут извивающегося человека к застеленной простыней нижней полке.

Услышу, как он орет, срывая голос, а темная сгорбленная фигура раскладывает на столе металлический инструмент. Я буду смотреть, не отрывая глаз, как заточенное четырехгранное шило, зажатое в сильной руке, со всего маху ударит извивающегося человека под челюсть, и черная кровь брызнет в стороны. Человек захрипит, забулькает горлом, и шило ударит еще раз, под ухо, ломая хрящи. И, когда несчастный затихнет, в скользких от крови руках возникнут молоток и стамеска. Люди подтянут тело так, чтобы у него запрокинулась голова и раскрылся рот, и мясник сунет в него стамеску, уперев лезвие в сустав нижней челюсти. Со всего маху боек молотка ударит по залоснившейся ручке, и послышится хруст ломаемых костей. Остальные люди в нетерпении ухватятся за отвисшую челюсть, но их руки будут скользить в крови, и тогда мясник снова пустит в дело стамеску.

Но в этот раз не сможет попасть по суставу и поэтому будет долго бить молотком, вбивая лезвие все глубже в шею, до самого позвоночника. От его усилий нижняя челюсть трупа повиснет на куске вывалившейся горловой трубки, превратив человеческий рот в чудовищно-раззявленную пасть. А мясник, торопясь, будет с хрустом взламывать верхнее небо. И, когда ему это удастся, он запустит руку в выломанную дыру и по кускам вытащит мозг. Молча, он будет бросать студенистые комки в подставленное ведерко, а потом повернется и, забрав ведро, зашагает в проход. Оставшиеся возле трупа люди переглянутся, прошепчут «он понес их ему» и начнут заворачивать изуродованное тело в простыню.

— Они нас не видят, — вдруг прошепчет Женька и перестанет целиться в темноту из отцовского пистолета. — Пойдемте за этим…

— Ты одурел? — возмущенно зашипит Шерлок. — Надо выбираться отсюда…

Смогу ли я дословно вспомнить все, что Женька тогда нам сказал? Чем заставил подчиниться — словами или авторитетом? Вряд ли… хотя… я думаю, мы просто знали, что, если повернем обратно, он все равно пойдет туда один — и в итоге мы больше никогда не сможем друг другу довериться, а, значит, нашей дружбе настанет конец. Но сейчас, спустя пятьдесят лет, я уверен — это был обычный шантаж. Женька частенько давил на нас, добиваясь своего. Но тогда он перегнул палку…

В троллейбусе я взгляну на Женьку, и Шерлок ткнет его локтем под ребра.

— Смотри… кажется, он сомневается…

— Нет, — ответит тот и улыбнется мне. — Иначе бы не взял ружье.

Как и тогда, он будет уверен в своей правоте, и я по-детски разозлюсь на Шерлока, за его и свою бесхребетность. В том, что случилось, виноват не Женька, виноваты мы сами.

Я вспомню, как мы пойдем за фантомом, как он остановится у крайних боковых мест, недалеко от двери, ведущей в тамбур. Плеснет отвратительную кашу из ведра на пол и уставится в заваленное снегом окно. Мы проследим за его взглядом и увидим, что толстое стекло разбито, и в белом слежавшемся снегу черным овалом зияет дыра.

— Как ты и хотел, — скажет мужчина. — Забери это, и, когда настанет час — отведи от нас свой взгляд.

Из темного зева будет тянуть прохладой и гнильцой. И вскоре мы увидим, как осыпается снег, как белые сыпучие струйки сбегают из дыры в вагон. И мы поймем, что тот, кого призывал человек, откликнулся и ползет к нему по узкому чреву тоннеля.

В ужасе я приготовлюсь увидеть чудовище, но троллейбус дернется, и на несколько секунд меня вышвырнет из холодных видений.

— Что это?!

Я обернусь на детский крик, но снова увижу вместо залитого солнцем троллейбуса серый вагон. И Шерлока, который будет пятиться по проходу, крича Женьке, чтобы тот стрелял. Я опущу взгляд и замечу под нижней полкой копошащуюся бесформенную тварь. Она будет шевелиться, пытаясь выбраться, и в белой ворочающейся массе я разгляжу отекшую руку с посиневшими ногтями.

СТУДЕНИСТЫЕ пальцы ухватятся за край полки, выталкивая тяжелое тело к проходу, и я закричу Женьке:

— Почему ты не стреляешь, стреляй в нее, убей ее, убей!!!

Но вместо сверкнувшего дула увижу, как он опускает нацеленный на тварь пистолет.

— Что ты делаешь?! — вскрикнет Шерлок, а Женька испуганно посмотрит на меня. И скажет.

— Это Жижа… посмотрите…

— Что ты?.. — я осекусь, увидев торчащую ногу в знакомом ботинке. И уродливое чудовище вмиг превратится в ворох белых простыней, под которыми обессилено будет ворочаться наш друг.

— Жижа… — с улыбкой выдохнет Шерлок, но никто из нас не осмелится к нему подойти.