Аномальщик. Часть 1

К зиме дело у него уже до крыши дошло. Тут паренек пришел к старосте и попросил подводы, до города съездить. Мед мол, продавать хочет.

А все как–то упустили из виду, что с постройкой дома, пастушок не забывал и о пасеке. А она была уже куда как солидна.

Крышу, короче парень крыл не дранкой, как все, а железом кровельным, как на церкви.

Короче был голодранец — дурачок, хвосты кровам крутивший, а стал крепким хозяином. Вспомнили, что и зовут его не «эй, парень», а Петр. Особенно, когда выяснилось, что он грамоте обучен!

Кто и когда его обучал, осталось неведомо. Но факт, что Петр свободно считал и писал, и книги умные покупать стал. А в то время, не в каждой деревне, находилось хотя бы по одному грамотному. И те в основном попы. Стали к нему люди ходить письмецо черкануть, али прочесть. Он не отказывал…

… А потом зачастила к нему вдова одна. Говаривали, что ведьма она. Красива была, кровь с молоком, огонь баба. Волос черен, на солнце отливает. Губы, как спелая вишня. Только взгляд у нее был тяжелый, как сапог подкованный, взглянет и словно к земле пригибает.

Двух мужей похоронила она. Детей так не с одним не получилось. К ней уж никто и не подкатывал, одногодки уже все переженились, а помладше опасались…

… Но травницей она была хорошей. Хоть и побаивался ее люд, но сборы брали охотно. Помогали, потому как. Шептались бабы, что травы нужные сами ей сам леший находить помогает. Но когда хворь приключиться, у черта снадобье купишь…

Как–то и стакнулись две одинокие души. Марья, так звали женщину, все чаще стала забегать в дом на отшибе. А потом и вовсе осталась. Еще краше расцвела ее буйная красота. Бабье деревенское только шипели в спину, глядя, как их мужики запинаются об нее взглядом. Потом живот заметили, на сносях оказалась Марья. И еще краше стала, вообще дух у некоторых перехватывало.

Поползли слухи по деревне, что с нечистым знаются в том доме, тем более, что поводов было изрядно. И та история, что с хозяином приключилась, и Марьино умение. Подливало в огонь масло, что не жаловали своим вниманием они церкву, на службы не ходили, праздников не посещали.

А тут еще история одна нехорошая приключилась. Приехали как–то в деревню парни лихие. Проездом, до Ирбита. Ну и прознали они про дом–то на отшибе.

Нашли их через день, как они пропали. Парнишка, что и нашел их тела у реки, заикаться начал. Да и взрослые увидев, вздрагивали и крестились. Лица, перекошенные в диком ужасе, будто они видели самого нечистого и всю армию демонов, долго потом снились многим. А пальцами покойники в землю вцепились так, что пришлось откапывать.

А Петр и Марья, стали еще реже на людях показываться. А бабы, племя болтливое, такие небылицы стало про них сочинять. И про огни какие — то, якобы кружащие вокруг дома, и про силуэт женский на метле, на фоне луны. А еще кто–то даже видел волка, зело крупного, что пробегал по полю, в сторону их дома.

Случился как–то в деревне падеж скота. То ли пастух не туда стадо завел, то ли еще что. Но стали говорить, что, мол, это они, те, что на отшибе пакость сделали. Особенно Агафья, Никодима–старосты жена, ярилась. У нее корова — то стельная была, с животом.

И когда пришла Марья в очередной раз в магазин, за нитками, да иглами, окружили ее бабы, да принялись орать, обвинять. Одежу на ней порвали, а когда она отбрыкалась от них, попал кто–то в голову ей камнем. Без памяти лежащую, отвезли ее в лазарет, сообщили Петру. Тот приехал на подводе, мрачнее тучи. Тут заметили, что худенький, жиденький паренек, превратился в широкоплечего мужика, ростом под притолоку. Как пушинку подхватил он Марью, перенес на подводу.

Молча оглядел он притихший народ, сплюнул презрительно и уехал. А вскоре слегла та самая Агафья, что бойчее всего говорила о Марье. У скотины убирала, да проткнула руку гвоздем. Рука вспухла, пальцы стали, как сосиски. Слегла баба, слабость по телу пошла. Муж ее даже в город повез, врачу показать. Раньше–то все к Марье ходили, ну а после всего, как пойдешь…

Обошлось все, но руку бабе резать пришлось, гноя чуть не кружка вышла. Шрам уродливый так и остался на руке. Еще пара особо бойких бабешек, просто заболели, кто простудой, кто ногу подвернул, кто руку ушиб…

После этого трогать их опасались, а они совсем появляться в деревне перестали.

А в один из дней, увидели люди, что по дороге, прочь из деревни, идет та самая Марья, ведя за руку светловолосого мальчика. Один из мужиков осмелился, спросил, где Петр–то. Та лишь рукой в сторону Лысого Холма махнула и молча пошла дальше. Больше ни Петра, ни ее никто не видел…

* * *

Вторую неделю лазаю я по окрестным лесам. После той ночной беседы, желание лезть на том холм как–то пропало, несмотря на все любопытство. Это меня удивляло, раньше бы весь измаялся, разрываясь между желанием и опасностью. А теперь, как–то странно равнодушно к этому относился.

Написал пару картин. Любимую тему — закат. На одной из них была окрашенная в пурпур скала над рекой. На другой поле и вид на лес с высокого холма на фоне алого круга.