Аномалия. «Шполер Зейде»

– Ладно! – говорит милиционер Нечипоренко и рвёт конверт с рапортом. – Только никаких закулисных игр. Здоровая конкуренция. Потому что каждый за счастье своей дочки… И опять же, граждане односельчане, если «ша», то уже полное «ша»! Никакой утечки информации. Контакты с гостями ограничиваются! Уполномочиваются только я и дед Грицько.

– И я! – добавляет мэр.

– По селу объявляется чрезвычайное положение! – продолжает милиционер Нечипоренко. – А ну-ка все свои телефончики…

Он забирает у всех мобильные телефоны. Жора Кнут пытается увильнуть. Но вынужден отдать.

– А ты, – говорит милиционер начальнице почты, – отвечаешь за все исходящие звонки и телеграммы. Вводится особое положение…

Односельчане встречают поступок милиционера одобрительными возгласами.

– Тихо, товарищи! – гасит шум мэр Борсюк. – А то наши евреи проснутся. А очень важно, чтобы они не всполошились.

Сельская гостиница. Комната. Ночь.

За окном тихо. Хасиды крепко спят. Гороховскому опять снится жаркая украинская женщина – заведующая птицефермой Валентина. Он счастливо улыбается во сне.

Просыпается, говорит Гутману:

– Бэрэлэ, ты же помнишь, что в «Галахе»[44] многоженство… Нет, не отменяли! Сколько можешь, столько… Три-четыре. Ладно, хотя бы две. Ва-лен-ти-на Пет-ров-на… Правда, она «гойка»…[45] Бэрэлэ, ты спишь? Ну, спи.

Он бормочет благословение на сон, сладко засыпает.

Нью-Йорк. Штаб квартира корпорации Финкельштейна. Зал заседаний. День.

Во главе стола сидит миллиардер Финкельштейн. Вокруг члены правления компании. Рядом с Финкельштейном внук Исаак. Среди участников совещания Саймон Стерн и Мак О'Кинли.

– Ну что же, мозговой штурм был результативен, – улыбается Фикельштейн. – Если нам удастся реализовать задуманное хоть на двадцать процентов… За работу.

Участники совещания, переговариваясь, покидают зал.

– Мне нравится ваша хватка, мистер О'Кинли, – хвалит Финкельштейн Мака.

– А мне ваш внук, – улыбается Мак. – Разрешите пожать вам руку, Исаак. Такое чёткое систематизирование я встречал только в Периодической системе Менделеева. Увлекаетесь теорией профессора Эхарда?

– Это кто? – спрашивает Исаак.

– Ну, как?! Весь мир преклоняется. Ведь ваше предложение удивительно точная реализация его тезиса о диффузии рынка.

Дед Финкельштейн ласково обнимает внука:

– О! Имею такого умного внука. Вы слышали про… Изя, как ты там обзываешься в своих интернетовских «цацках»?[46]

Все весело смеются.

– «А девять», дед. Всё, я отбываю. – Исаак целует деда, машет всем рукой. Выходит.

– Ну, какой парень! – говорит, глядя вслед, Финкельштейн. – Если бы не этот его бзик с нежеланием жениться.

– Я понимаю почему, – говорит Мак О'Кинли.

– Почему?

– Прекрасный аналитический мозг с опциями долгосрочного прогнозирования. А женитьба – это ведь нерациональный проект. Глупость!

– Это счастье для вас, мистер Мак, что вы не ляпнули это при внуке, – как бы шутливо, но поджав губы, говорит Финкельштейн. – При всей вашей ценности для компании мы бы распрощались моментально.

Звонит телефон на столе у Финкельштейна. Тот начинает разговор.

– Послушай! Неужели! – тихо говорит Мак О'Кинли Саймону Стерну. – Вот этот мальчик в чёрной шляпе и при этих…

– … «цицес».[47]

– Ага, так, значит, называются эти свисающие верёвочки… Вот он – это тот самый «А девять»?! Компания, которая уже второй год не даёт спать «Гуглу».

– Представь себе! – качает головой Саймон. – Двадцать пять мальчику! Конечно, пока он не стоит мощно… Но уже вышел на биржу и акции раскупаются, как пирожки. Он лишил деда важного рычага давления. Раньше тот мог топнуть ногой. Мол, женись, а то лишу карманных денег.

– А что за бзик?! Почему так болезненно стоит у босса тема женитьбы внука?!

– Единственный внук. К сожалению… Вообще один родной человек на свете. И потом… Правоверный хасид должен старательно соблюдать шестьсот тридцать одну заповедь. И главная из них гласит: «Плодитесь и размножайтесь».

– Ой-ой, ладно тебе! Просто-таки первая статья конституции. Где это написано?

– Тут! – Саймон подводит приятеля к книжным шкафам зала заседаний. Там в кожаных переплётах с золотым тиснением стоят тома Талмуда.[48]

– В каком из этих «кирпичей»?

– Во всех!

Площадка выгула птиц возле птицефабрики. Утро.

Суббота. Пусто, никаких кур. Вокруг могильного камня цадика наблюдаются некоторые изменения. Но всё выглядит ещё крайне хлипко.

Хасиды заканчивают утреннюю субботнюю молитву. Расставляют посуду для «Кидуша».[49]

Гороховский оглядывается, радуясь тишине и покою, солнышку и открывающемуся с холма простору:

– Как-то, даже непривычно без кур. Может, у них тоже «Шабес»?[50] Ха-ха. Ну, ничего… Имеем перерыв. Завтра окончательно всё поправим. И «Здравствуй, Исаак. Здравствуй, мальчик!».

Он наливает вино в серебряный стаканчик. Готовится произнести благословение. Вдруг раздается рёв машин и шум людей.