— Люди боятся. Ходит слух, дескать, если упомянуть болезнь, то она перекинется на тебя. И знаешь, что-то в этом есть.
— Но ты не боишься? — уточняю я.
— Нет, у меня есть один хороший оберег. Он мне остался от бабушки.
— Её, вроде как, тоже считали ведьмой? — я щёлкаю Бер по носу. — От ведьмы к ведьме?
— Пусть так, — она вздыхает. — Так вот, в соседнем доме живёт девочка, её зовут Луиза и она подхватила этот недуг.
— А ты тут при чём? — спрашиваю я. — На лекаря ты вроде бы не училась и зелья никогда не варила.
— Я знаю, что нужно делать, — подруга смотрит мне в глаза. Сейчас Бер абсолютно серьёзна. — Думаю, эту неделю я не смогу гулять с тобой по ночам, ты уж прости. Потом, когда всё закончится…
— Ладно, — я машу рукой. — Неделя — это не так уж много. Так, может быть, я пойду с тобой?
— Нет! — сейчас Берн кажется даже испуганной. — Не надо. Ани, понимаешь… В общем, это такая вещь, которую я должна делать в одиночестве.
— Ну и пожалуйста, — делаю вид, будто обиделась. — Так и скажи, что я тебе буду мешать.
— Ани, — Бер дёргает меня за рукав. — Ну не могу я тебя взять с собой, поверь.
— Да хорошо, — прекращаю притворяться обиженной. — Пошли, пройдёмся до дороги.
По пути Бер рассказывает про свою бабушку и про то, как её один раз едва не сожгли на костре. В самый последний миг её парень, дедушка Бернадет, и его товарищи напали на толпу жаждущих крови ублюдков и отбили несчастную. Ту потасовку до сих пор помнят местные старики и называют Большой дракой за ведьму.
— Срочно заводи себе парня, — советую я подруге. — А то некому тебя будет отбивать, если что.
— Оливье набивается, — Бер вздыхает. — Но ты же сама знаешь, какой он придурок. Вчера вот сказал, что если я не стану с ним встречаться, то он всем расскажет, будто видел, как я колдую. И ещё у него изо рта вечно смердит — фу!
Мы прощаемся на перекрёстке, и некоторое время я думаю, куда пойти погулять. Настроение, если честно, слегка подпорчено, и я ощущаю, как грусть мало-помалу наполняет душу. В такие моменты хочется с кем-то поговорить, выплеснуть всё, что грызёт изнутри. Но кому?..
Я знаю, кто всегда готов выслушать меня.
Так было, пока папа был жив.
Надеюсь, и сейчас он слышит меня на небесах.
В нашем семейном склепе, как обычно, темно, тихо и спокойно. Не знаю, почему некоторые люди боятся кладбищ и склепов. Как по мне — это самые безопасные места, где ты можешь отдохнуть от суеты и пообщаться с близкими людьми.
Поглаживая каменную стену саркофага, я рассказываю папе, про свою жизнь, жалуюсь на мачеху и её дочек и прошу, чтобы папа, как можно быстрее забрал меня к себе. Если подумать, то что меня здесь держит? Бер? Рано или поздно подруга найдёт себе парня и забудет про Аннабель. Тогда у меня не останется ни единой причины продолжать жить.
Хочется остаться в склепе, но приходится возвращаться. Я медленно иду по кладбищу, и всё вокруг расплывается, точно я утонула и бреду по дну реки.
— Папа, папа, — бормочу я, вытирая слёзы с глаз. — Ты же говорил, что всё будет хорошо. Рассказывал, что если станет плохо, то ко мне прилетит моя крёстная фея и всё исправит. Махнёт волшебной палочкой и…
То ли звук, то ли неожиданное движение заставляет остановиться и вертеть головой. Сейчас я стою возле склепа королевской семьи — большущей постройки, больше похожей на жилой дом, чем на обитель мертвецов. Колонны, купол крыши и тёмная арка входа — очень красивое строение; папа рассказывал, что королевский склеп возводил зодчий из далёкой жаркой страны, где в пустыне стоят исполинские пирамиды.
Мне кажется, или во мраке дверного проёма на мгновение качнулось что-то белое? Глупости! Кто может прятаться в склепе королевской семьи? Однако я ощущаю непреодолимое желание войти внутрь. Настолько непреодолимое, что сама не замечаю, как подхожу всё ближе. Это какое-то наваждение, не иначе! Кроме того, я чувствую чей-то пристальный взгляд, от которого кожа на лице начинает пылать, как от ожога.
— Ани, остановись! — голос папы слышится так отчётливо, будто он стоит у меня за спиной.
Морок отпускает, и я испуганно отбегаю от склепа. Что произошло? Я не в силах понять, почему едва не вошла внутрь королевской усыпальницы. Чужой взгляд некоторое время ещё продолжает обжигать лицо, но чем дальше я отхожу, тем слабее он ощущается, пока не исчезает вовсе.
Подхожу к воротам кладбища и останавливаюсь. Смотрю назад.
— Аннабель, — шепчет ночной ветер, блуждая между крестов. — Аннабель…
4
С самого утра в доме царит непонятное оживление. Матильда носится с физиономией такой загадочной, будто ночью ангелы сообщили ей некое важное известие, может быть даже от самого бога. Кощунственно так думать, понимаю, но как только взгляну на мачеху, эта мысль приходит в голову снова и снова.