Он говорил о муже моём, между прочим: «C'est un brave soldat» (Храбрый воин). Это тогда так занимало их! Потом сказал: «Venez a' Petersbourg chez moi» (Приезжайте ко мне в Петербург). Я с величайшею наивностью сказала, что это невозможно, что мой муж на службе. Он улыбнулся и сказал очень серьёзно: «Il peut prendre un semester» (Он может взять полугодовой отпуск). На это я так расхрабрилась, что сказала ему: «Venez plutout a' Loubnu! C'est si beau Loubnu!» (Лучше вы приезжайте в Лубны! Лубны – это такая прелесть!) Он опять засмеялся и сказал: «Je viendrai, absolument, je viendrai!» (Приеду, непременно приеду!)
Я возвратилась домой такая счастливая и восторженная, рассказала мужу весь разговор с царём и умоляла устроить мне возможность ещё раз взглянуть на него, что он и исполнил».
Генерал не мог отказать молодой жене в удовлетворении её прихоти. Новая встреча Анны Петровны с объектом её восторгов вскоре состоялась:
«Я поехала к обедне в маленькую полковую церковь, разбитую шатром на поле Полтавской битвы, у дубового леска, и опять имела счастие его видеть, им любоваться и получить сперва серьёзный поклон, потом, уходя, ласковый, улыбающийся.
По городу ходили слухи, вероятно несправедливые, что будто император спрашивал, где наша квартира, и хотел сделать визит… Потом много толковали, что он сказал, что я похожа на прусскую королеву… На основании этих слухов губернатор Тутолмин, очень ограниченный человек, даже поздравил Керна, на что тот с удивительным благоразумием отвечал, что он не знает, с чем тут поздравлять? Сходство с королевой было в самом деле, потому что в Петербурге один офицер, бывший камер–пажом во дворце при приезде королевы{14}, это говорил моей тётке, когда меня увидел. Может быть, это сходство повлияло на расположение императора к такой неловкой и робкой тогда провинциалке! <…>
Я не была влюблена… я благоговела, я поклонялась ему!.. Этого чувства я не променяла бы ни на какие другие, потому что оно было вполне духовно и эстетично. В нём не было ни задней мысли о том, чтобы получить милости посредством благосклонного внимания царя, – ничего, ничего подобного… Всё любовь чистая, бескорыстная, довольная сама собой.
Если бы мне кто сказал: «Этот человек, перед которым ты молишься и благоговеешь, полюбил тебя, как простой смертный», я бы с ожесточением отвергла такую мысль и только бы желала смотреть на него, удивляться ему, поклоняться как высшему, обожаемому существу!..
Это счастие, с которым никакое другое не могло для меня сравниться! <…>
Возвратясь после смотра домой в Лубны, я предалась мечтаниям ожидающего меня чувства матери, о котором пламенно молилась и желала. Тут примешивалась теперь надежда, позже осуществившаяся, что император будет восприемником моего ребёнка!»
Для того чтобы читатель мог правильно оценить данную ситуацию и сам сделал необходимые выводы, дадим некоторые пояснения относительно нравов российского императорского двора. Нет ничего странного в том, что губернатор поздравил генерала Керна с успехами его жены. В высших административных кругах, к которым, безусловно, относился и полтавский губернатор действительный тайный советник Павел Васильевич Тутолмин, было известно об амурных похождениях Александра I. Во время многочисленных поездок по стране он при каждом удобном случае предавался любовным утехам с местными дамами, причём не скрывал этого даже от супруги. Императрица Елизавета Алексеевна писала в дневнике: «Любит мне рассказывать о своих сердечных делах и всегда уверен в моём участии… Купчихи, актрисы, жёны адъютантов, жёны смотрителей станций, белобрысые немки, и королева Луиза Прусская, и королева Гортензия… Со многими доходило только до поцелуев…»
В добавление к сказанному можно процитировать французского историка Галле де Кюльтюра, долго жившего в России и имевшего возможность наблюдать нравы российского двора: «Царь–самодержец в своих любовных историях, как и остальных поступках, если он отличает женщину на прогулке, в театре, в свете, он говорит одно слово дежурному адъютанту. Особа, привлекшая внимание божества, попадает под наблюдение, под надзор. Предупреждают супруга, если она замужем, родителей, если она девушка, о чести, которая им выпала. Нет примеров, чтобы это отличие было принято иначе, как с изъявлением почтеннейшей признательности. Равным образом нет ещё примеров, чтобы обесчещенные мужья или отцы не извлекали прибыли из своего бесчестия. „Неужели же царь никогда не встречает сопротивления со стороны жертвы его прихоти? – спросил я даму любезную, умную и доброжелательную. – Никогда! – ответила она с выражением крайнего изумления. – Как это возможно? – Но берегитесь, ваш ответ даёт мне право обратить вопрос к вам. – Объяснение затруднит меня гораздо меньше, чем вы думаете: я поступлю как все. Сверх того, мой муж никогда не простил бы мне, если бы я ответила отказом“»[12].