Аниматор

Теоретики-то наши. Ценители. Критики. Черным по белому: можем! То есть не они сами, конечно, могут. Они уж забыли, как колба выглядит.

Это они от нашего имени заявляют. Понимаешь? Так и так, мол, — могут! Ты, я! И уже отрапортовали!

Мне от ее воплей стало совсем муторно. Должно быть, кир выходит, как сказал бы Шурец.

— Погоди… Дело не в этом. Не в тебе дело. И не во мне.

Я достал из стола початую бутылку старого доброго «Кизлярского» и два стакана. Естественно, грязных.

Тут, слава богу, открылась дверь и вошла Инга. И я вдруг почувствовал, что ждал ее возвращения. И даже немного обрадовался.

Но все-таки обратился к ней холодным голосом человека, потерявшего надежду на то, что листики могут прирастать обратно:

— Инга. Пожалуйста, помойте стаканы. Если можно, немедленно.

Она подчинилась.

— Будешь? — спросил я Катерину.

— Пять грамм.

— Вам не предлагаю, — сообщил я лаборантке. — Поскольку спаивание малолетних приводит к их последующему совращению.

— Малолетних? — удивилась она.

— Не будем спорить на эту деликатную тему… Не обессудьте. Где лимон?

Мы выпили.

Честно сказать, я тут же выпил еще.

— Дело вовсе не в тебе, — сказал я потом. — И не во мне. Ни ты, ни я анимировать живых не собираемся. Потому что мы профессионалы и знаем, что это полная чушь. Вздор. Ахинея. Белиберда. Околесица. Что еще? Галиматья.

— Реникса, — ввернула Инга.

— Вот. Еще и реникса, как сообщают нам юные и прекрасные лаборантки, прекрасный продукт, созданный самой природой и данный нам… как там?.. и данный нам в ощущениях, вот. Короче говоря, совершенный бред. Но ведь это знаем только мы — профессионалы. Понимаешь?

— Ну и что?

— А то, что завтра в этой же газете будет написано, что первые успешные результаты уже получены. Аниматор Хурбуртуров Байрам

Алиевич из села Малые Мангалы доказал, что живого человека анимировать можно. Самим фактом анимации живого человека.

— И что это значит? — еще не понимала она.

— Тьфу ты, господи! Обыватель же убежден, что мы читаем мысли покойников! Так почему не прочесть мысли живых?.. Живой человек лег перед Байрамом Алиевичем — и Байрам Алиевич все про него узнал! И возжег от него, от живого, яркое пламя в колбе Крафта!.. А может, и не возжег. Неважно. Главное, что все узнал. И может при случае рассказать кому следует.

— Да что узнал-то?!

— Откуда мне знать, что узнал… Что ему заказали, то и узнал. А тебе об этом, если нужно будет, сообщат компетентные органы. Поняла?

— В башке не укладывается…

Катерина секунду или две тупо смотрела в стол, потом встрепенулась и потащила из пачки сигарету.

«Да наплевать», — подумал я.

Коньяк грел душу, и она, душа то есть, была почти спокойна. Только нервно тряслась какая-то жилка под горлом — мелко так дрожала. И казалось, что она там, бедняга, совсем холодная. И это было гораздо неприятнее, чем то, что пишут в газетах. Жилка ближе. Я давно понял, отчего она дрожит и холодеет. Ей страшно за меня, аниматора.

Страшно, что в следующий раз ничего не выйдет. Раз! — а в колбе

Крафта по-прежнему темно и пусто… И тогда что? — пулю в лоб; а если пулю в лоб, тогда и ей конец… Казалось бы, от судьбы не уйдешь: судьба ведь; нет, трясется. Только Клара умела ее успокаивать. Я даже не понимал, как это происходило. Когда Клара не щелкала своим дурацким фотоаппаратом, она смотрела мне в глаза. У нее был очень прямой и ровный взгляд. Наверное, я ей верил. То есть верил, что она верит в меня. Верит, что ничто не кончится, что я всегда буду властвовать над огнем… Я вспомнил вдруг, как боялся ее потерять. Это было острое ощущение — как будто на самом деле смотришь в спину уходящей и не знаешь, увидишь ли снова. Зато отчетливо осознаешь, что не сможешь без нее жить… Я боялся, что она попадет под машину… под трамвай… Боялся, что ее ударит стеклянная дверь этого проклятого метрополитена — и она своими слабыми руками не сможет от нее отбиться. Боялся, что заболеет и умрет. Вообще было страшно расставаться с ней хоть на полчаса: я знал, что как только она отпускает мой локоть и делает первые два шага, вокруг нее хищно сгущаются острия смертельных опасностей.