Читаем Аниматор полностью

— Ну что ж… прямо уж три? — с мужской хмуростью уточнил Белозеров. — Хорошо, коли так.

— Я же сказал: три! — все так же ликующе подтвердил Лева и потрепал его по плечу. — А что ж ты хочешь? Ведь у нас «Качар-ойл» в полную силу пашет! Я и подумал: ну что твоим деньгам лежать в этом убогом

«Промнефтегазе» за какие-то жалкие два процента?

Пауза была долгой.

— Хорошо, — сказал Белозеров с некоторой натугой. — Пока.

В лифте он чувствовал легкое потряхивание всего организма. Нет, ну каков? И это несмотря на то, что… Он, конечно, мог бы ему ответить. Мол, что ты разволновался!.. не трясись, Лева!.. Там тоже не дураки сидят! И никакой Ахмед-Махмед Гарипов-Шарипов, миротворец чертов, к власти не придет, потому что заняты люди — и серьезные люди — этим вопросом, и будет в Качарии чистая победа федеральных сил… так что успокойся!.. Но почему он должен раскрывать карты?

Пусть и сам от страха ежится, коли так!..

Впрочем, многолетняя привычка держать удар давала себя знать, и, уже выходя из дверей парадного, он почти успокоился. Единственное, что застряло в мозгу, — это рассказ про немецкого художника. Что Лева хотел сказать? Непонятно. Кроме того, ни Штази, ни Берлин как таковой вообще не вызывали приятных ассоциаций. На втором году в него влюбилась одна чудная немочка… так ему по крайней мере казалось. Месяца три Белозеров держался несмотря на все ее подкаты и подъезды, а потом все-таки купился и переспал с ней на конспиративной квартире, где, кроме двух скрипучих стульев, были только пыльные газеты и ржавый кран с холодной водой. Ну и ничего хорошего из этого, разумеется, не вышло, потому что она… тьфу!

Не дожидаясь, пока охранник выскочит из-за руля, Белозеров сел и сухо скомандовал:

— Анимацентр.

<p>Глава 6</p>

Настроение у меня окончательно испортилось.

Когда Шурец, как это с ним бывает, за какие-нибудь полторы минуты превратился из пьяной, но все же человеческой особи в инопланетянина, категорически непохожего даже на самое неудачное подобие человека, я решил откланяться. Полковник забеспокоился.

— А его куда?

— Его бы теперь хорошо на Марс, — сказал я.

Полковник нахмурился — эта шутка ему тоже не понравилась.

— Не волнуйтесь, все налажено. Сейчас Маша кликнет Серого волка, тот его сбрызнет сначала мертвой водой, потом живою, затем упакует, перевяжет ленточкой и через полчаса сдаст на руки Вале.

— Это кто? — спросил он. Сказывалась привычка к контролю над ситуацией. Сейчас, правда, плохо реализуемая.

— Это одна сказочная принцесса. Она родом из Кемерова, — пояснил я, поднимаясь. — Этот злодей пятый год держит ее в заточении. А она его, дурака, за что-то любит. Ничего, приведет Шурца в порядок, завтра будет как новенький. До свидания.

Полковник диковато посмотрел на меня, но справок наводить больше не стал…

Теперь я шагал по одному из бесконечных коридоров притихшего

Анимацентра, и собственная фраза, брошенная походя шуточка про сказочную принцессу, снова и снова прокатывалась над ухом, как если бы ее долдонил на разные лады какой-то нудный и настырный тип: «А она его, дурака, за что-то любит! А она его, дурака, за что-то любит!..»

Хмель обостряет чувство жалости. Во всяком случае, к себе. Должно быть, поэтому дышалось мне трудно, а сердце отчего-то колотилось как ненормальное.

Я присел на диван в холле возле кадки с каким-то разлапистым южным растением и тупо уставился в окно.

Ну почему, почему она со мной так обошлась?!

В окне висела бледно-голубая простыня сумерек, и нельзя было понять, пасмурно небо или нет.

Я думал о Кларе, а вспомнил рассказ приятеля об окончании одной его связи. По его словам, это была нервическая, холодная и даже жестокая особа. Парадокс — но именно благодаря бессердечному отношению она сумела покорить его полностью, завоевать, предать огню и мечу.

Короче говоря, их так называемую любовь отличали все прелести

Мамаева побоища. В этом бешеном костре горело все без разбору: он сам, отношения с родственниками и друзьями, должностные обязательства, здравый смысл и рассудок. Пропитанные кровью знамена яростно бились на ледяном ветру.

Они то сходились, то расходились. Должно быть, в часы сближения их трясло током такого вольтажа, какого не в силах выдержать человеческий организм, и в итоге их далеко отшвыривало друг от друга. Зато в периоды отстраненности между ними, как между разнесенными электродами, вспыхивала ослепительная вольтова дуга, в свете которой будущее снова отливало всеми красками лучезарного счастья.

В один из пограничных моментов она объявила, что решила покончить с собой, и, если ему есть что сказать напоследок, они могут ненадолго увидеться в метро. После чего, собственно, она и сведет счеты с жизнью.

К сожалению, он попал в пробку и на минуту или две опоздал к назначенному сроку.

Станция была взбудоражена до последней степени, движение остановлено. Из-под колес откатившего назад поезда вынимали обезображенное тело.

Он в ужасе разглядел знакомый оранжевый шарф. Затем санитар накрыл ее труп простыней.

Он встал к колонне, пытаясь осознать случившееся.

Ее не стало.

Ее больше никогда не будет.

Что это значит?

Перейти на страницу:

Похожие книги