Мне кажется, что театр бедняги Конгрива - это храм языческих наслаждений и мистерий, допустимых лишь среди идолопоклонников. Пожалуй, можно сказать, что театр вообще доносит до наших времен эти древние традиции и обряды, подобно тому, как масоны переносили свои тайные знаки и свою обрядность из храма в храм. Когда в комедии волокита-герой овладевает красоткой, а старый рогоносец высмеивается за то, что женился на молоденькой, когда в балладе поэт убеждает свою возлюбленную срывать розы, пока они цветут, и предупреждает ее о том, что время течет быстро; когда в балете достойный Купидон ухаживает за Филлидой под трельяжами картонного сельского домика и бросает на нее призывные взгляды из-за спины своевременно задремавшего дедушки в красных чулках, а она, соблазненная домогательствами розового юнца, выходит на авансцену, и они исполняют на пуантах известные всем па, которые прерываются только пробуждением дедушки у дверей картонного шале (куда он возвращается, чтобы еще немножко вздремнуть в случае, если молодым людям захочется станцевать еще раз); когда Арлекин, блистающий юностью, силой и ловкостью, весь в золоте и несказанной пестроте своего наряда, прыжками преодолевает бесчисленные опасности, выскальзывает цел и невредим из пасти изумленных великанов и, великолепный, неустрашимый, пляской сокрушает беду; когда мистер Панч {15}, этот безбожный старый мятежник, попирающий все законы и осмеивающий их в гнусном своем торжестве, оказывается хитрее своего адвоката, наводит страх на церковного сторожа, расшибает голову своей жене и вешает палача - можно ли не видеть и в комедии, и в песне, и в пляске, в нищем веселом театре Панча того же языческого протеста? Не кажется ли, что сама жизнь заявляет здесь о себе и в песне утверждает свои права? Поглядите, как влюбленные гуляют, держась за руки и нашептывая что-то друг другу! Хор поет: "Ничто не сравнится с любовью, ничто не сравнится с юностью, ничто не сравнится с прелестью весенней поры. Видите - старость пытается вмешаться в веселые игры. Бей морщинистого старого рогоносца его же собственным костылем! Ничто не сравнится с юностью, ничто не сравнится с красотой, ничто не сравнится с юной силой. Сила и доблесть завоевывают юность и красоту. Будьте храбры и побеждайте. Будьте молоды и счастливы. Наслаждайтесь, наслаждайтесь, наслаждайтесь. Хотите знать segreto per esser felice {Тайну быть счастливым (итал.).}. Вот она - смеющаяся любовница и чаша фалернского". И вот юноша подносит чашу к губам, запевает песню - но чу! Что это за чудище подкрадывается все ближе и ближе? Что за похоронное пение врывается в наше веселье? Светильники пира меркнут, лица бледнеют, голос начинает дрожать, и вот чаша падает на пол! Кто там? Смерть и рок стоят у дверей, и они не преминут войти.
Пиршество комедий Конгрива ярко освещено. Вокруг стола, осушая чаши с искрящимися винами, обмениваясь самыми бесстыдными шутками и непотребными речами, сидят мужчины и женщины, которым прислуживают лакеи и горничные, столь же разнузданные, как и их госпожи, - это, может быть, самое распутное общество на свете. Впрочем, оно и не претендует ни на какую нравственность.