«Над деревьями горной деревушки поднимается, закручиваясь в спирали, тонкий прозрачно-голубой дым. Пишу. Приходил столяр, починил заднюю доску книжного шкафа возле портрета леди Энн Уэсли… Человек от Эвана из Ос-вестри принес артишоки. Нам было нечего ему дать. Боже, помоги нам… Читаем, работаем. Ходили с моей любимой к белым воротам, вечер чудный — темный, тихий. Встретили маленького мальчика. Он шел из поля с корзиной картошки на голове. Спросили, как его зовут. “Питер Джонс, сын Томаса, обжигальщика извести”. — “Где ты взял эту картошку?” — “За тем лесом. Это — картошка моего отца”. — “Можно нам взять одну или две картофелины?” — “Да, пожалуйста, я вам буду очень обязан”. — “За что же, милый мальчик? Это мы должны благодарить тебя за твою доброту”. — “Нет, что вы. Возьмите всю корзину”. — “Пойдем к нам в дом, мы тебе что-нибудь дадим”. — “Нет, благодарю, мне ничего не надо, а вы возьмите всю корзину. Я вам буду очень обязан”. Мы заставили его пойти с нами, взяли 3 картофелины и дали ему большой кусок хлеба с маслом. Мы всегда с удовольствием будем вспоминать о доброте и щедрости бедного ребенка».
Восхищаясь красотами природы и сочувствуя животным и бедным людям, они тем не менее могли проявлять невиданную жестокость.
«Пегги, нашу экономку, — записала Элеонора в 1789 году, — жившую с нами три года, мы сегодня рассчитали. Несчастная девушка. Она уже не могла скрывать свою беременность. В качестве оправдания она сказала, что ее соблазнили, пообещав жениться. Отец бедной Пегги Джонс не позволил ей вернуться домой. Мы уговорили чету Уиверов взять ее. Что-то теперь с ней будет?»
В домик Лланголлена долетал шепоток из большого мира и оседал в кратких записях дневника Элеоноры. Дам волновало здоровье короля и капризы принца Уэльского. Они тревожились о неспокойном положении собственной страны и получали из первых рук отчеты о том, что происходило в столице. Об этом рассказывали знатные люди, приезжавшие из Лондона. Со временем женщины стали проявлять эксцентричность в одежде. Они ходили в костюмах для верховой езды и в цилиндрах. Актер Мэтьюс, игравший в местном театре, оставил записи, в которых рассказывал о своих впечатлениях. Он сознался, что едва не расхохотался, увидев их среди зрителей.
«Ну до чего же они нелепые! — писал он. — Первые десять минут я едва мог играть. Их почти невозможно отличить от мужчин: костюмы, пудреные парики, туго накрахмаленные воротники. Они постоянно носят эту одежду, даже за званым ужином. Платья сшиты по мужской выкройке. К тому же черные касторовые шляпы! В таких костюмах они похожи на двух респектабельных священников».
До самой смерти дамы вызывали интерес и даже расположение общества. Две странные женщины являлись одной из местных достопримечательностей. Элеонора умерла в 1829 году, а ее «лучшая половина» — так она иногда называла Сару — два года спустя. Их похоронили на церковном кладбище Лланголлена. Посещая сегодня Плас-Ньюидд, вы оказываетесь в разношерстной толпе туристов. Они понятия не имеют, зачем сюда пришли, знают только, что так заведено.
Садовник и одновременно экскурсовод оставляет свою газонокосилку и ведет вас по дому, рассказывая о жизни подруг. Смотреть в доме не на что, удивляет только невероятное засилье старого дуба — доски шкафов, резных перегородок, лавок и так далее — мастерски пригнаны друг к другу, ими, точно панелями, облицованы внутренние стены дома. У подруг была ненасытная страсть к безделушкам, и, зная об этом, друзья пополняли их коллекцию.
Растерянные туристы смотрят на все тусклыми глазами. Они слегка оживляются, лишь когда узнают, что к концу жизни Мэри Кэрилл — Грубиянка Молли — накопила достаточную денежную сумму и передала ее хозяйке, чтобы та выкупила домик.
Интересно, посещали ли когда-нибудь «дамы Лланголлена» соседний дом Плас-Эглуисег? Удивительно, подумал я, какой неопрятной и трудной может быть жизнь, когда управление делами берет на себя мужчина. Плас-Ньюидд и Плас-Эглуисег разительно отличаются друг от друга.
Семь миль по узким дорогам — и вы оказываетесь в зеленом райском уголке у подножья скал Эглуисег. В их тени прячется красивый дом в тюдоровском стиле. На двери надпись: «Дом Плас-Эглуисег принцесса Поуиса унаследовала у Бледдина ап Кинфина, короля Северного Уэльса, павшего в сражении 1073 года». Под щитом слова «Ovna na ovno angau», что означает: «Бойся его, того, кто не страшится смерти».
Несколько столетий назад здесь стоял охотничий домик молодого принца Оуэна из Поуиса. Он правил этими местами во времена Генриха I. В 1108 году его отец Кадоган устроил на Рождество большой пир в Кередигионе. На пир пришел и его темпераментный сын, принц Оуэн. Этот молодой человек был типичным представителем своего времени и класса. Он был необуздан и упрям. Такие молодцы часто являлись персонажами баллад. После трапезы разговор зашел о красоте Нест, жены норманнского барона Джеральда Виндзорского, констебля Пембрука.