Англия и Уэльс. Прогулки по Британии

Хочется напомнить, что и своим возникновением Илийский собор обязан женщине. Это произошло тысяча триста пятьдесят три года назад, когда благочестивая Этельдреда разочаровалась в семейной жизни (этому предшествовал двенадцатилетний период не слишком удачного брака с королем Нортумбрии) и решила вернуться в родные края — на болотистый, продуваемый всеми ветрами остров Или. Здесь она основала монастырь и провела в нем остаток своей жизни — «в великом смирении и праведности», по словам летописца. Думаю, немногие знают, что память об Этельдреде сохранилась в слове «tawdry» («тодри», дословно «безвкусица»). Дело в том, что в народе королеву звали Сент-Одри (святая Одри); соответственно, и проводившаяся на Или ярмарка паломников получила название ярмарки Сент-Одри. Здесь собиралось великое множество мелких торговцев и перекупщиков, которые торговали недорогими аляповатыми сувенирами: шелковыми шейными платками и дешевыми кружевами — так называемыми «цепочками Сент-Одри» или попросту «тодри». Еще одно слово, происхождение которого связывается с Или, — головной убор, котелок (по-английски «билликок»). Это куда более поздняя история: монастырь существовал уже не одно столетие на этом холодном, негостеприимном острове, и монахам — которые страдали от жестоких зимних ветров — специальным распоряжением папы дозволялось носить специальные шляпы под названием «уилкок». Позже это слово трансформировалось в «билликок».

Рассказывая об Илийском соборе, необходимо вспомнить монаха по имени Алан Уолсингемский — ведь именно его радениями была воздвигнута знаменитая восьмиугольная башня и другие элементы этой великолепной церкви. Алана Уолсингемского по справедливости можно отнести к величайшим архитекторам Средних веков. Двадцать второго февраля 1322 года в аббатстве случилась беда. Монахи только успели разойтись по своим кельям, как старая норманнская башня внезапно рухнула прямо внутрь хоров. По словам одного из летописцев, это сопровождалось «таким грохотом и содроганием, что все подумали, будто началось землетрясение». Алан Уолсингемский «ночью поднялся на хоры и стоял над грудой обломков, не зная, куда повернуться. Однако же он собрал всю свою смелость и, веруя в поддержку Господа Бога нашего и Пресвятой Богородицы, приступил к работе во славу святой девы Этельдреды».

И сегодня мы можем наблюдать результаты его трудов. Перед Аланом стояла нелегкая задача, и полагаю, лишь его собратья по ремеслу могут по достоинству оценить талант средневекового монаха.

Наверное, я не буду оригинальным, если скажу, что остров Или в моем понимании связан прежде всего с именем Хереварда Бдительного. Однако для меня эта связь тем более значительна, что двадцать пять лет назад мне самому пришлось побывать в шкуре Хереварда. Помню, как долгими субботними вечерами (а если повезет, то и воскресными днями) мы, мальчишки, играли в Хереварда и Вильгельма Завоевателя (эта роль меня никогда не привлекала, и я с легким сердцем уступил ее своему рыжеволосому приятелю). Островом Или для нас служила превосходная компостная куча на выгоне, и я во всех деталях помню тот день, когда разъяренный Вильгельм — худой, веснушчатый, в залатанных штанах — атаковал меня с перекладиной от вешалки наперевес. Настоящий Или вполне соответствовал тому нашему острову на сельском выгоне. Посему сейчас, стоя на вершине холма и озирая зеленые просторы, я вполне понимал, так сказать, на основе личного опыта, что Хереварду не было нужды серьезно беспокоиться по поводу норманнской конницы, безуспешно рыскавшей по окрестным болотам.

Любопытная история приключилась после того, как противостояние разрешилось… и не в пользу Хереварда. Жадность толкнула местных монахов на предательство, и они выдали Хереварда норманнам в расчете на жирный куш в виде новых земель. Вильгельм явился в монастырь один и в неурочное время — пока монашеская братия заседала в обеденном зале. Он знал, что монахи ждут от него благодарности за свое отступничество, но не торопился расплатиться. Вильгельм долго стоял в раздумье перед главным престолом. Стоял в полном одиночестве и молчал. Затем швырнул наземь одну-единственную золотую марку (около ста пятидесяти фунтов стерлингов в пересчете на современные деньги). После этого тихо вышел из церкви и направился к своему коню.