Англия и Уэльс. Прогулки по Британии

— Тут годится только такой станок, — объяснил Уильям Лэйли, проходя на свое рабочее место, некое подобие детского манежа за плетеной загородкой. — Молодое дерево уменьшает натяжение. Смотрите! Сейчас я буду резать чашу из вяза.

Он подобрал с пола средних размеров чурбан и установил его в свой станок. Затем, работая ножной педалью, привел чурбан в движение и поднес острый изогнутый нож к быстро вращающейся древесине. Одним точным плавным движением он снял излишки материала и придал дереву внешнюю форму. Затем, сменив нож, вырезал серединку, как мы вырезаем сердцевину репы. В первом приближении чаша была готова.

— Конечно, ее надо будет подправить, — улыбнулся Лэйли, — а из внутренней части мы сделаем еще одну чашу, поменьше.

Ствол ольхи отскочил назад, сотрясаясь от вибрации — грубое, примитивное, но на редкость эффективное устройство. Я подумал: наверное, именно в подобных изобретениях (а сколько их утрачено безвозвратно!) скрывается секрет красоты и изящества античных произведений искусства, которые, несмотря на всю современную прогрессивную технику, остались непостижимыми и недостижимыми для нас.

— Сегодня не так-то легко найти себе преемника, — посетовал резчик. — Ведь дело довольно сложное, и если не начать учиться с самого раннего детства, то так ничего и не достигнешь.

Он подвел меня к целой куче великолепных резных мисок в углу хижины. Я посмотрел на них; и наконец понял, о чем так вдохновенно вещал мужчина на дороге: каждая являлась произведением искусства. Любое из этих изделий отличала та особая, неповторимая индивидуальность, которую придает неодушевленному предмету рука настоящего мастера.

— Послушайте, — сказал я, — вы ведь могли бы зарабатывать на этом кучу денег.

— Денег? — переспросил он, и по лицу его скользнула лукавая усмешка фавна. — Деньги меня не интересуют, от них, как правило, одни беды. Нет, сэр, мне нравится делать миски, а не деньги.

— Что вы сказали? Повторите, пожалуйста.

Он прислонился к двери своей жалкой хижины, на его загорелом лице под обтрепанными зелеными полями застыло легкое недоумение — боюсь, он подумал, что я над ним смеюсь. Но вы-то, наверное, уже догадались, что мне просто хотелось еще раз услышать его голос — голос настоящего ремесленника, влюбленного в свое дело, гордого созидателя прекрасных в своей обыденности вещей; голос, который сегодня так редко удается услышать из-за шума и скрипа современных машин.

Я ехал вниз по зеленому холму и улыбался: похоже, мое путешествие по Англии началось удачно.

4

Мне рассказывали, что в беркширском Ньюбери дети до сих пор приносят цветы на курганы, под которыми вместе лежат «кавалеры» и «круглоголовые»: некогда заклятых врагов похоронили рядом — так же, как они остались лежать на ратных полях гражданской войны. Ньюбери — типичный маленький городок, в котором появление на улицах скаковых лошадей и кривоногих щеголей-жокеев — обычное зрелище. Этот город словно две капли воды похож на Ньюмаркет: так и кажется, что оба зажали нос и недовольно косятся на близлежащие конюшни [6].

Я отправился в старинный Клот-холл, который ныне превратился в музей, и полюбовался на египетские древности. Эти экспонаты являются даром последнего графа Карнарвона, человека, который пожелал быть похороненным на голой вершине мелового утеса Бикон-Хилл, — трудно представить себе более одинокую могилу во всей Англии…

На исходе дня я наконец добрался до известковых холмов Гемпшира. В мои планы входило пересечь их, нигде не задерживаясь, и к ночи уже быть в Винчестере (полагаю, вы успели понять, что я не слишком лихой водитель). Однако очень скоро я обнаружил, что совершенно запутался в неразберихе сельских дорог: они взбирались по склонам и круто устремлялись вниз, петляли, перекрещивались и никуда не приводили. Остановившись, чтобы сориентироваться, я заметил на верхушке самого высокого холма нечто, с первого взгляда похожее на флагшток. Но с какой стати флагштоку торчать на пустынной вершине высоченного холма? Заинтригованный, я решил прибегнуть к помощи своего полевого бинокля. Можете представить себе мое удивление, когда таинственный предмет оказался виселицей. Возведенная на такой высоте, что была видна жителям нескольких графств, она стояла — темная и непреклонная, как бы изъявляя готовность послужить своему предназначению.

Ничего себе… Настоящая виселица!

Я тут же решил, что должен непременно разглядеть ее поближе. Но перед долгим и крутым подъемом не мешало бы порасспросить местных жителей. С первым вопросом я обратился к рабочему на велосипеде.

— Что это такое на холме?

— Ну, виселица, — ответил он, глядя на меня с подозрением.

— И кого же там повесили?

— А я почем знаю?

— Ну ладно… а когда ею пользовались в последний раз?

— А я почем знаю?

— Может, вы слышали какие-нибудь истории, связанные с этой виселицей?

— Не-а.