Ангелы плачут в июне

— Если б я знала! — бабушка сделала ещё две быстрых затяжки и затушила сигарету о край белого цветочного горшка. — Она привезла дочь. Девочку лет двенадцати. У той периодически возникают приступы удушья особенно летом — в июне. Вот врачи и посоветовали чистый лесной воздух в качестве дополнительной терапии. На момент поступления приступы отсутствовали больше двух недель. Вчера вечером я пришла сделать ей назначенный укол (обычные витамины), у девочки анемия. А она, едва меня увидев, забилась в истерике и начала задыхаться. Это был не просто приступ, её едва откачали. Мамаша устроила скандал, но потом всё кое-как улеглось. А сегодня утром, прежде чем смениться, я отнесла девочке градусник. Ты же знаешь у нас такие правила: утром и вечером пациенты измеряют температуру. Так вот, стоило мне войти в её номер, всё повторилось. Сильнейший приступ удушья! Мать закатила истерику, пообещала прикрыть наш санаторий, а меня потребовала немедленно уволить. Вот такие дела. Самое неприятное — непонятно почему именно я стала причиной обострения?

— М… не знаю что сказать, — я действительно не знала. — Может аллергическая или психологическая реакция?

— Аллергии у неё нет. На рентгеновских снимках патологии лёгких и бронхов не обнаружено. Вообще, по заключениям специалистов — физически девочка абсолютно здорова. Это подтверждено документально светилами медицины — она с трёх лет кочует по лучшим клиникам Европы.

— Значит, остаётся психология. Возможно, ты напомнила ей кого-то, причинившего боль.

Бабушка с очень недовольным видом покачала головой, как много лет назад, когда я не могла решить элементарную на её взгляд задачу.

— Возможно — не возможно! Ты у нас экстрасенс или как? Предположения строить я и сама умею! Мне нужно точно знать, что произошло.

— Я не Ванга, бабуля. На расстоянии не работаю. Мне нужно пообщаться с девочкой, прикоснуться к ней или хотя бы к предмету, содержащему её ДНК.

— Так и знала, что ты это скажешь. Лови! — изящным движением фокусника она извлекла из кармана пакетик с чем-то синим и бросила мне.

Я машинально его поймала. Это была обычная матерчатая резинка для волос. Вокруг синего круга обвились несколько длинных тёмных волосков.

— Браво! Ты украла её резинку?

— Не украла — одолжила. И не смотри на меня, как учитель на двоечницу! Она на полу валялась — завтра верну.

— Чего ты хочешь? Просто узнать причину? — под моим испытывающим взглядом Василиса Аркадьевна вдруг смутилась и отвела глаза.

Понятно, грядёт очередное «но».

— Э… не совсем. Я тут подумала: ты ведь всё равно с утра до вечера лечишь не пойми кого. Надо отдать должное, у тебя это действительно получается.

Я невольно улыбнулась. Последняя фраза была сказана тоном человека, признающего очевидный, но крайне неприятный факт.

— В общем, если девочка вдруг чудесным образом исцелится в стенах нашего санатория, думаю, мамаша забудет о своих претензиях и оставит меня в покое.

— Извини, так не пойдёт. Поговори с женщиной, как бы неприятно это не было, и если она даст добро…

— Не даст! Я уже пыталась. Она сказала, — бабушка поморщилась. — Не могу повторить: таких слов в словаре Даля нет. Она послала меня и тебя заодно в… э… в общем очень далеко!

— Всё равно. Я не могу лечить её тайком.

В изумрудно-зелёных глазах бабушки вспыхнули хорошо мне знакомые искорки гнева, губы сжались в тонкую прямую линию.

— Почему? Полоумная ведьма Солана вбила тебе в голову, что ты должна помогать всем и каждому во искупление грехов отца. Но это полнейший бред! Ты ничего не можешь изменить. Уверена, ты это прекрасно понимаешь, и, тем не менее, тратишь все силы на других, а мне помочь не можешь?

Я с грустью покачала головой, вспоминая наставления Соланы — мудрой сибирской знахарки, научившей меня, испуганную закомплексованную девочку с зачатками экстрасенсорных способностей, всему, что я сейчас умею. Да, это она сказала, что мой дар — возможность восстановить нарушенное отцом равновесие. Тогда, будучи ребёнком, я ухватилась за эту мысль как за спасительную соломинку. Но соломинка долго не продержалась, утонула, а я… я научилась плавать сама.

Конечно, бабушка права — прошлое не изменить и никакие самые добрые поступки не вернут жизнь тем, кого убил мой отец. Я всё прекрасно понимаю. Просто мне так легче — помогать другим, пропускать через себя чужие эмоции, исцелять чужую боль, чтобы не оставалось ни сил, ни времени на собственную.

— Извини бабуль, но полоумная ведьма, как ты её называешь, вбила мне в голову ещё кое-что: помогать можно только тем, кто об этом просит.

— Так я ведь прошу!

— Не за себя. Прости, у меня связаны руки.

— Отлично! Меня уволят, а ты и пальцем не пошевелишь, чтобы помочь?

— Успокойся, тебя не уволят. Если девочке стало хуже, мать, скорее всего, поспешит доставить её обратно под присмотр светил медицины. Ей будет не до тебя, а потом всё само уляжется. Я могу лишь попытаться выяснить причину её последних срывов.

— И что мне это даст? — она раздражённо отмахнулась.

— Надеюсь, осознание того, что не ты довела её до кризиса.