«Мы говорили довольно вежливо около получаса, вдруг Баргер усмехнулся и сказал: «Что ж, никто никогда не написал о нас ничего хорошего, но и мы ведь со своей стороны никогда не делали ничего хорошего, чтобы об этом написать». Однако компанейская атмосфера беседы резко изменилась, когда четверо или пятеро других Ангелов (в том числе и Тайни, огромный держиморда отделения) остановились рядом с домом, зашли внутрь и присоединились к нашему разговору. Один из них, угрюмый молодой парень с черной бородой, по кличке Канюк, щеголял в мягкой шляпе с плоской круглой тульей и загнутыми кверху полями и забавлялся с палкой, которую он где-то подобрал; он говорил и одновременно ею размахивал, время от времени тыкая этой штуковиной в меня. Мне пришла в голову мысль, что ему очень хотелось бы отделать ею кого-то. В комнате я был единственным кандидатом на такую «отделку». Я был уверен, что Баргер и другие Ангелы не собираются цепляться ко мне, но понимал, что если Канюк примется орудовать своей палкой, то я не смогу ни на кого положиться и его не остановят, пока он мне что-нибудь не сломает. Сопротивляться было бы чудовищной глупостью, потому что тогда, согласно «Кодексу чести Ангелов», все должны были бы вступиться за старину Канюка, и от меня в этом случае не осталось бы и мокрого места. Я чувствовал, что атмосфера в комнате становится все более тяжелой и угрожающей… и я плавно закруглил разговор, не подавая вида, что напуган и поспешно удираю, попрощался с Сонни и вальяжным прогулочным шагом вышел из дома. Поведи я себя по-другому, может быть, сейчас некому было бы рассказывать эту историю».
Я процитировал Мюррея, потому что его слова как бы уравновешивают чаши весов. Его взгляд на будущее Ангелов в корне отличается от моего. Канюк действительно оказался единственным, кто пихнул его. От вида остальных у него только мурашки пробежали по коже. Сам факт существования таких людей был оскорблением всего, что Мюррей считал порядочным и благопристойным. Он, должно быть, по-своему прав, и, в известном смысле, я надеюсь, что он все-таки прав. Так как эту правоту можно было бы присовокупить к тому чувству удовлетворения, которое я иногда испытывал, временами соглашаясь с Мюрреем. Речь как-никак шла о смысле культуры и старомодной цельности и основательности… Да, бывает, я и сам начинаю думать, как он.