А еще как-то раз ночью местный адвокат лихо подкатил через тротуар и подъездную дорожку и начал истошно гудеть у крыльца, едва не высадив дверь своим бампером. Один бывший у меня в гостях поэт выбросил мусорный бак под колеса проезжавшего мимо автобуса – раздался дикий скрежет, словно произошла авария. Мой сосед сверху сказал, что звук был такой, словно вдребезги разбился «фольксваген». «Услышав такое, я буквально катапультировался из постели, – утверждал он. – Выглянул в окно, и то, что я увидел, оказалось обычным автобусом. Я-то думал, что они ударились лоб в лоб, и машину смяло на хер. Такой ужасный щемящий звук раздался. Мне показалось, что людей в этой автокатастрофе должно было просто размазать».
Один из самых худших эксцессов, случившийся в ту пору, вообще не вызвал никакого недовольства: это была своего рода показательная мощная пальба, открытая воскресным утром в три тридцать из самых лучших побуждений. По так и не выясненным никогда причинам я высадил заднее окно пятью выстрелами из дробовика 12-го калибра, сопроводив это шестью заходами из «Магнума-44», но – чуть позже. Произошла затяжная вспышка отчаянной пальбы, пьяного хохота и крушения стекол. Но соседи отреагировали полным молчанием. Некоторое время я думал, что некий чудаковатый порыв ветра вобрал в себя весь шум и унес его в морскую даль, но после моего выселения из квартиры романтизма в моих мыслях поубавилось. Каждый из выстрелов был должным образом записан в судовой журнал слухов. Другой квартиросъемщик в доме сообщил мне: дескать, хозяин был убежден, в результате всех услышанных им рассказов, что комнаты в моей квартире были превращены в развалины оргиями, драками, огнем и бессмысленной стрельбой. Он даже слышал истории о мотоциклах, въезжающих и выезжающих в дом через парадное.
Никаких арестов, правда, вслед за этими инцидентами не последовало, но, по слухам, циркулировавшим в округе, все случившееся было связано с Ангелами Ада, находившимися в моей квартире. Наверное, поэтому так редко вызывали полицию – никто не хотел, чтобы его грохнул какой-нибудь Ангел, расслабляясь на вечеринке мщения. Незадолго до моего переезда – выводок родственников хозяина, говорящих как настоящие китайские мандарины, явился для осмотра места действия, естественно, с целью составить счет за причиненный ущерб. На лицах у моих визитеров читалось явное недоумение, но они вздохнули с облегчением, не обнаружив никаких апокалиптических разрушений. Всех Ангелов Ада как ветром сдуло, не было никаких следов их присутствия, кроме одиноко стоявшего на тротуаре мотоцикла. Только он и попался им на глаза. Уходя, китайцы остановились поглядеть на него, треща без умолку на своем родном языке. Я забеспокоился, решив, что они обсуждают экспроприацию моего байка вместо возвращения залога, но один из членов этой компании, говоривший по-английски, заверил меня, что они просто восхищаются «элегантным видом» мотоцикла.
Сам хозяин весьма слабо представлял себе, насколько Ангелы Ада могут угрожать его собственности. Все жалобы должны были быть переведены на китайский, и я подозреваю, что он не смог постичь их смысл. По-своему воспринимая доходившие до него слухи и будучи не в курсе всего понаписанного и понарассказанного об Ангелах англоязычными средствами массовой информации, он никак не мог понять, почему мои соседи так ратуют за мое выселение. Люди, которых он посылал ко мне, чтобы поторопить с внесением уже просроченной квартплаты, также были не в теме – «отверженные» мотоциклисты находились за гранью их представления о реальности. Их здорово напугал мой щенок добермана, но они и глазом не моргнули, когда позвонили в мою дверь и столкнулись лицом к лицу с Бродягой Терри.
Он провел всю ночь на ногах и окончательно охмелел от таблеток и вина. Было холодно и дождливо, и по пути к моей обители он остановился на развале Армии Спасения и купил то, что раньше было меховой шубой, за тридцать девять центов. Должно быть, подобное одеяние носила Марлен Дитрих в двадцатые годы. Изодранный подол развевался вокруг его колен, и рукава напоминали колбасины свалявшихся спутанных волос, растущих из пройм его жилета Ангелов Ада. Закутанный в эту шубу, он, должно быть, весил около трехсот фунтов… и походил на нечто примитивное и умалишенное, носящее сапоги, бороду и круглые темные очки, как у слепого.