«Ибо понеже на двоих сих вся государская должность висит, на гражданском, глаголю, и воинском деле. Кто у нас когда обоя сия так добре совершил, яко же сей? – вопрошал Феофан в «Слове о власти и чести царской», составленном в 1718 году. – Во всем обновил, или паче отродил, Россию? Что ж, сие от нас награждение будет ему? Да его же промыслом и собственными труды славу и безпечалие все получили, той сам имя хульное и житие многобедное имеет? Кая се срамота! Кий студный порок! Страшен сый неприятелем, боятися подданных понуждается! Славен у чуждих, безчестен у своих! Удивляются сему самии лютейшии враги наши, и хотя и приятны им сии о нас вести (угождают бо зависти их), однако же таковое неистовство обругают и поплюют. И смотрим, да бы не выросла в мире притча сия о нас: достоин государь толикаго государства, да не достоин народ таковаго государя».
Мысль о том, что русский народ не достоин такого государя, как он, была близка Петру, и 2 июня 1718 года он поставил Феофана во епископа Псковского и Нарвского, и тот стал главным его помощником в делах духовного управления. Через руки Феофана-Самуила прошли практически все важнейшие законодательные акты по делам церкви, им была разработана и сама реформа ее. 25 января 1721 года составленный Феофаном Прокоповичем «Духовный регламент» был обнародован.
Важнейшей реформой, вводившейся в церковное управление Регламентом, было упразднение патриаршества и учреждение вместо него, по образцу протестантских государств, Святейшего Правительствующего Синода («Духовной коллегии»).
«А яко Христианский Государь
Строго предостерегал «Духовный регламент» от любой попытки защиты патриаршества. «Всегдашний Синод или Синедрион, совершеннейшее есть и лучшее, нежели единоличное правительство, наипаче же в Государстве Монаршеском, яковое есть Наше Российское».
Регламент вполне соответствовал своему названию и с протестантской четкостью регламентировал сложные духовные вопросы. Он вводил строгую духовную цензуру и другие новшества, призванные предельно зарегулировать жизнь русской православной церкви.
Мужчинам запрещалось поступать в монастырь до тридцатилетнего возраста; монахам запрещалось посещать частные дома и женские монастыри (деятельность Серафима Саровского в Дивеевском монастыре или Амвросия Оптинского в Шамордино, таким образом, была, оказывается, согласно Духовному регламенту, совершенно незаконной). Монахиням воспрещалось давать окончательные обеты до пятидесятилетнего возраста, и послушничество, продолжавшееся до тех пор, не могло служить препятствием для вступления в брак.
Говорилось в Духовном регламенте и об отношении к милосердию: «о подаянии милостыни должно… сочинить наставление; ибо в сем не мало погрешаем. Многие бездельники, при совершенном здравии, за леность свою пускаются на прошение милостыни, и по миру ходят безстудно; и иные же в богадельни вселяются посулами у старост, что есть богопротивное и всему отечеству вредное».
Если называть вещи своими именами, то надо сказать, что согласно церковной реформе Петра I, Русская Православная Церковь была превращена в инструмент воспитания верноподданных. Эта задача в разработанном Прокоповичем Регламенте проводится четко и последовательно.
Даже самые важные Таинства православной веры – «Должен всяк Христианин и часто, а хотя бы единожды в год причащатися святой Евхаристии» – превращаются в некие полицейские мероприятия, ибо «аще который Христианин покажется, что он весьма от Святаго Причастия удаляется, тем самым являет себе, что не есть в теле Христове, не есть сообщник церкви, но раскольщик. И несть лучшаго знамения, почему познать раскольщика. Сие прилежно подобает наблюдать Епископом, и приказывать, чтоб им священницы приходские по вся годы о своих прихожанах доносили, кто из них не причащался чрез год»…
Не заставили себя ждать и последующие указы, развивающие полицейскую идеологию Духовного регламента.
«Монахам никаких по кельям писем, как выписок из книг, так и грамоток светских, без собственного ведения настоятеля, под жестоким на теле наказанием, никому не писать и грамоток, кроме позволения настоятеля, не принимать, и по духовным и гражданским регулам чернил и бумаги не держать»… – это не из сочинений штатного атеиста советской поры Емельяна Ярославского. Это цитата из «Правил», приложенных к Духовному регламенту…
«18-го августа, – сказал по этому поводу Пушкин, – Петр объявил еще один из тиранских указов: под смертною казнию запрещено писать запершись. Недоносителю объявлена равная казнь».
А отмена Петром I тайны исповеди, превращение им священства в официальных осведомителей Тайной канцелярии?