Ангел быстрого реагирования

Она не рассчитывала, что её товарищ поймёт точный смысл, который она имела в виду. И даже, кажется, боялась понимания с его стороны. Её беспокоили те черты, кото­рые открывались в мужчине, ведь раньше он просто суще­ствовал рядом как представитель другой, полезной, но не до конца познанной расы.

— В последнее время у меня было много времени для размышлений,— сказал Вай-мир, поглаживая ногу в луб­ке.— Может, всё всегда двигалось, только мы этого не заме­чали?

— Двигается всё, кроме нас,— перебила Мерыа.

— Нет,— возразил он.— Мы тоже двигаемся, а ты даже больше, чем я.

Он снова глянул на свою сломанную конечность, но Мерыа откуда-то знала, что он не имел в виду своё состоя­ние.

* * *

Новый способ охоты давал свои результаты. Мерыа каждый раз приносила добычу, иногда небольшую, но ни­когда уже не возвращалась с пустыми руками. Часто это были такие животные, которых они ни разу в жизни ещё не видели. К «зерноглову» скоро присоединился «нюхач» с длинной мордой, украшенной пучками шевелящихся усов, «греболап», убитый, когда он рылся в лесной подстилке, несколько «пятнашек» и, наконец, опасный «когтяр», ко­торый едва не покалечил охотницу.

Мерыю всё больше увлекала охота. Она перестала быть трудной обязанностью, а стала возбуждающим и даже при­ятным занятием. Ей нравилось рисовать на коже жёлтые и коричневые рисунки, дающие невидимость. Иногда она подкрадывалась и замирала в зарослях в шаге от кормяще­гося стада лесной мелочи — только для того, чтобы пона­блюдать за животными. Она чувствовала себя более круп­ной, сильной и очень опасной. Вай-мир был прав: она «двигалась».

Мерыа приносила добычу, а Вай-мир набирался сил и все больше работал. Он выделывал шкуры добытых живот­ных. С некоторых терпеливо соскрёбывал волосы, резал на полосы и сплетал из них целые охапки ремней и канатов, предохраняющие щитки, перевязи для инструментов.

— Для чего тебе столько? — спрашивала Мерыа.— Толь­ко шалаш забиваешь. Повсюду лежат шкуры.

— Пригодятся,— уверял он её.— Я люблю, когда у меня руки чем-то заняты. А потом, приятней укрываться мехом, чем холодными листьями.

Кончились трудности с едой, но холод остался и даже увеличивался, так что Мерыа оценила усилия товарища, когда возвращалась в шалаш мокрая и промёрзшая.

* * *

Сменяли друг друга дни и ночи. Мир двигался по своей колее к неведомому. Мерыа и Вай-мир перемещались по лесу как два едва уловимых призрака. Яркая раскраска на их телах уступала место чёрным и коричневым цветам по мере того, как пуща замирала, объятая вездесущей влаж­ностью.

Нога большеглазого ркхета срослась немного криво. На бегу он прихрамывал и слегка пошатывался, что произ­водило впечатление какого-то странного танца. Но ведь увечье не мешало ему сидеть в засаде на звериных тропах. А стрелял он так же точно, как и раньше. Мерыю раздражало только его увлечение всякими чудными вещами. Он со­бирал листья, скорлупу, копался в земле. Терял время, раз­глядывая зубы убитых животных, осматривал их лапы, раз­дувал мех. Иногда разрезал им животы и проверял, что они ели.

— Зачем ты это делаешь? — не выдержала однажды рас­серженная Мерыа.

— Пригодится,— спокойно ответил он.

— Копание в кишках этих жирных вонючек может при­годиться?! — фыркнула Мерыа, пхнув ногой добычу.

— Верно, они жирные,— согласился Вай-мир.— А я хо­тел бы знать почему. Что они едят, чтобы стать такими тол­стыми? Может, и мы можем это есть? Я учусь всему новому. Это может оказаться важным.

Сидя на корточках над выпотрошенной добычей, по­крытый маскировочным рисунком, с вымазанными кро­вью руками, он походил на демона из рассказов для детей.

— Может, я узнаю и совсем неважные вещи,— продол­жал он,— но это будет ясно потом. А пока я делаю то, что делаю. Я хочу понять всё это.

Он широким жестом обвёл лес вокруг себя.

«Обучение» всегда состояло в том, чтобы слушать стар­ших женщин, которые рассказывали, как было прежде и как должно быть теперь. Существовало много сказаний, содержащих знания. А вот теперь этот... этот мужчина го­ворил Мерые, что знания есть также в земле, в деревьях и в мясе. Это звучало просто кощунственно!

Женщина огляделась по сторонам. Ничего, буквально ничего не осталось от того мира, который она знала. Никто ей не скажет, что делать. Она сама должна была искать от­веты на все вопросы так, как тогда, когда раскрасила себя глиной и убила зерноглова.